Желтая прозрачная жидкость, легкая и искрящаяся, как солнечный лучик, попавший в плен, и не желающий покидать его, полилась ей в ладошку. Вино из одуванчиков пахло прохладой и жарой разом, оно пахло летом, раскинувшимся до горизонта лугом и тенью, в которую ныряешь, как в темную воду спрятанного под нависшими ветвями деревьев пруда.
У вина из одуванчиков был вкус лета, если у лета может быть вкус. Вероника сделала глоток, или же это было много глотков, ее ладони остались чистыми и она ощутила в них тепло, словно их нагрело солнце, а еще тепло стало ей внутри, но не в груди, а на душе, как если бы лето кончиком невесомого своего плаща задело ее и передало ей толику своей беззаботности, бесшабашности, она сама стала легкой, как семечко одуванчика с парашютом, словно любой ветерок может подхватить ее под талию, раздуть юбку колокольчиком, и унести в неведомые голубые выси с горошинками облаков, куда-то за реку, в края, где она никогда не бывала и, в которых, возможно, совсем не хотела бы побывать, если бы кто-то спросил ее мнение. Ей вдруг стало так просто сделать шаг в новое, неведомое, непознанное, но несказанно прекрасное, волнующее и манящее лето, что все остальное: ее молчаливый спутник Лис, куда больше похожий на волка, застрявший в цепях глупой реальности, такой далекой и такой жесткой, неподатливой, колючей - Фил Муди, барон Суббота с его эстетскими замашками и никому не нужный поход в Дом Сна, место, которого, может, и нет вовсе, за какой-то никому не нужной картинкой, все это стало для нее абсолютно далеким, не важным. Лишенным смысла, как картинки в старой, забытой книжке, содержание которой уже и не очень-то помнишь.
Вероника не видела этого, но Лис видел, как одежда на ней медленно изменилась. Платье стало каким-то безнадежно легкомысленным, летучим, словно она разом перенеслась эдак в шестидесятые годы прошлого столетия, в эпоху стиляг и битлов. Прическа изменилась, и сама его спутница вдруг показалась ему почти прозрачной, легкой, воздушной. Вот-вот улетит в край вечного лета, в край танцев до упаду, легкого молодого вина и музыки, от которой ноги сами идут в пляс.