В исповедальне “Вестника Истины”отказались от такого пережитка старины, как перегородки, отделяющие прихожанина от пастыря и потому отец Кейлан мог спокойно смотреть на всякого, кто решил облегчить свою душу. Сегодня, правда, был немного не тот случай.
Бледная, тонкая с копной ярко-рыжих волос, она сидела напротив преподобного с выражением того самого безмятежного спокойствия на лице, каковое доступно разве что святым, умалишенным или познавшим некую сокрытую истину. Два последних случая, напомнил себе отец Кейлан, очень часто бывают взаимосвязаны, ибо юную Роксану можно было называть кем угодно, но только не святой. Жизнь этой девочки, потихоньку превратившейся в прекрасную девушку, была проста и незамысловата, как у всякого отпрыска, которого приструнять получается лишь время от времени. Хорошая и неиспорченная, она попробовала бы скромный набор жизненных благ, которые мог бы предложить крейсер Имперского флота для офицеров среднего ранга, перебесилась и успокоилась, заняв место на медпалубе или среди связистов. Во всяком случае так хотелось думать самому исповеднику.
- Ты понимаешь, дитя, что это не твой путь? - мягкий голос немолодого преподобного отца, окутывает небольшое помещение, растворяясь в клубах благовоний и отражаясь вместе с дымом в темно-фиолетовых глазах Роксаны,- Тебе нужно не служение, а место, в котором ты могла бы спрятаться от мира, который напугал тебя и причинил боль. Простота и духовная безопасность жизни аскетичного служки при храме - весьма и весьма заманчивая ловушка, для того кто боится беспредельного многообразия испытаний прочности веры и обилия искушений, требующих преодоления. Это - не твое. Иногда достаточно быть просто честным человеком, добросовестно выполняющим свой долг, дитя. Ты слишком… светский человек и не вынесешь тяжести той ноши, что выпадает всякому, кто держит в своих руках факел веры, разгоняющий тьму..
Одного только ответного взгляда хватило отцу Кейлану, чтобы понять тот простой факт, что хоть его и слушают, но все доводы разбиваются об адамантиевое упрямство девушки. Вот уж кровь от крови отца своего, где стремление добиваться своего даже идя по горам трупов соседствовало в Оберштайнах с проклятьем. С тяжелым сердцем он наблюдал, как плачет вторая жена мастера Генриха, когда её старшую дочь увели, а после высадили на Сцинтилле, передав на руки вооруженным людям, главарь которых показал очень характерную печатку. Как страдает вся семья, когда младшего брата Роксаны запирают по соседству с псайкерами до ближайшей возможности выписать ему “билет на Терру” по всем правилам и как страдает он сам из-за того что невольно причинил вред собственной сестре. И как теперь сама Роксана ускользает все дальше и дальше, отрезая себя от обычных людей. Первоначально преподобный подозревал синдром Гаталамора, особенно после того, как девушка едва не забила себя до смерти в попытках самобичевания, но чем дольше он пытался облегчить возможные страдания Оберштайн, тем сильнее видел, что её решение принести в жертву свою жизнь, свое тело и душу было сугубо добровольным. Даже когда ей давали самую грязную и тяжелую работу, Роксана принималась за неё так, словно занималась этим всю жизнь, а не принадлежала к узкопривилегированному классу, который являлся пределом мечтаний многих обитателей нижних палуб. Даже когда её один раз сильно избили, она продолжала как ни в чем ни бывало помогать в лазарете одной из самых гнусных частей корабля и сопровождать раненых до медпалубы. Все намеки на слабость либо тщательно игнорировались, либо приводили к тому, что Роксана стала упражняться с цепным мечом, который выглядел для ней довольно тяжелым, и с огнеметом в попытке достичь необходимой “силы”. То же самое происходило с изучением священных текстов и обрядов. Но преподобный тоже отказывался сдаваться.
- Роксана, я просто хочу чтобы ты поняла, что служить Богу-Императору можно не только в храме или на поле боя. У тебя есть ум, талант, внешность, которые ты можешь употребить на благие дела, если найдешь по-настоящему свою стезю. Даже если ты просто выйдешь замуж и станешь матерью нескольких чудесных детишек…
Последнего ему не следовало говорить, потому что в спокойной бездне глаз промелькнуло то, что вело Оберштайн в храм как в последнее убежище. Тень страха, куда большего чем мог бы быть у обычной девушки в такой ситуации. Все дело было в их семье. Некоторые вещи действительно нельзя исправить без хорошего генетора и средств, которых у офицера ранга Генриха просто нет, учитывая что далекие родичи, обретающиеся в Коронусе, скорее раздадут свое имущество пиратам и ксеносам, чем признают “порченную” ветвь. Здесь преподобный Кейлан предпочитал здравый подход, потому мог только посочувствовать офицеру и его несчастному потомству. Слова о том, что избранные отправятся к подножию Трона и омоются в сиянии Его еще при жизни, послужили слабым утешением.
-Знаете что показал мне Талос, преподобный? - нежный и ласкающий слух голос словно никак не мог принадлежать обычному человеку, едва не застал исповедника врасплох, - А потом я сама начала проверять и даже попробовала влезть в когитаторы тридцать второй технической палубы. Двести с чем-то лет назад Хьюго Оберштайн смог выловить себе из варп-вихрей пасти потрепанный крейсер класса Марс, некогда принадлежавший флоту, восстановил и вернул ему прежнее имя. Знаете, как он назывался, отец Кейлан?
Контраст между мягкостью голоса, звучавшего в церковном хорале сладостью неземной чистоты, и разгоревшимся в глазах пламенем знания, к которому мог стремиться лишь безумец, заронил в груди исповедника неприятное колючее чувство что он где-то ошибается в оценке Роксаны. Что-то упускает важное, что не позволит её душе окончательно пасть под натиском испытаний, которых она ищет себе сама.
Один духовно падший гораздо страшней тысячи никогда не поднимавшихся - эта истина была выжжена в истории Империума Человека каленым железом и преподобный очень не хотел бы, чтобы здесь произошло нечто подобное.
-И как же, дитя мое? - подбадривающая улыбка на сухих пергаментных губах исчезла, когда девушка, подошла к нему, наклонилась и шепнула всего два слова. Некоторых вещей все же было лучше не знать.
Документы о переводе послушницы Оберштайн отец Кейлан подписал через месяц. Девочке следовало повзрослеть вдали от родного гнезда и найти свой путь. Увы, но как бы того не хотелось, не всех можно спрятать от ужасов, прячущихся среди звезд.