Явед и Биши
Будь четырежды благословлено великое лето!
Славный век огненного солнца, лучший век, в который можно родиться, в котором так хорошо может прожить яркую жизнь достойный алинга. Кипит кровь, наливаются силой руки, ноги сами несут покорять далекие края. Хочется драться, кусать, спариваться, бежать!
Жизнь по всему царству ящеров кипит и цветет, как аббал после пустынного дождя. Меняются границы, умирают слабые, возносятся сильные. Еще вчера флегой с плато подминали под себя соседей, приводя полудикие племена к покорности Оракулу. Уже сегодня озаряемые жгучим солнцем земли поделены между четырьмя славными городами, и каждый старается ухватить долю побольше. Сталкиваются щиты в щиты, клацают могучие челюсти, трещат черепа под ударами дубинок. Горячей доброй кровью полита пустыня, не ждет больше дождя аббал, а ловит каждую ее каплю; вырастает по грудь степная трава, щедро напитанная этим летним напитком.
Но не только друг другом заняты алинга - взор их простирается куда дальше. Непокоренные городами крупные племена окраин, внимая воле вождей и шаманов, предрекающих добрые знаки, войной идут на чужаков болот и саванн.
Не дожидаясь, пока Хафсам пришлет своих флегой, объединяются племена степей, отправляются в поход на бледных слабых болотных червей, надеясь легкой победой завоевать земли и основать собственный город. Кипят стычки в мокрых топях, не знают враги честного боя, из-за каждой кочки летят дротики, гноятся облепленные гнусом раны - но что это для настоящего воина, летнего алинга? Даже огромное черное чудовище, приходящее на помощь болотным слабакам, не может остановить его. Стойбище чужаков совсем рядом, всего в паре дней хода. Осталось только собраться - и!..
Схожим образом мыслили алинга, делящие саванну с чужаками, что трусливо мечут дротики за сотню шагов и боятся столкнуться лицом к лицу. К чему ждать прихода флегой, если можно самим стать им? Зачем платить дань городу, если можно сделать свой город и дань собирать?
Собравшись под сильной рукой вождя, звавшегося Кемебом и победившего во всех ритуальных схватках за титул, северные племена волной хлынули на территории гладкокожих, поклявшись дойти до самих громадных лесов, виднеющихся у горизонта. Но на них у Яведа и Биши были другие планы.
...
Однажды в конце летнего сезона во Флегос пришел одинокий путник. Был он широк в плечах и вооружен, и несмотря на то, что был он один, что-то, заставляющее расступаться встречных, горело в его глазах. Он нес дурно пахнущий сверток из шкуры ламанга, а вокруг него роились десятки мух, которых он не замечал.
Странный путник вошел в город под вечер, но не остался на ночлег, чтобы дождаться первых лучей утреннего солнца, как это делают все паломники, приходящие вечером. Твердым шагом он направился прямо к Оракулу, в пещеры под Хребтом Матери.
- Мое имя Камиш, сын Адида, сына Кемеба! - Звучный, но преисполненный злобы голос разнесся среди священных
стен, созданных самими богами.
- И я пришел спросить у самого Оракула! До какой поры вы, здесь, в городах, будете жировать и драться друг с другом за новых рабов-алинга, пока чужаки истребляют наш род? Мое племя истыкано стрелами и гниет в саванне, на плоти его пируют рогатые* стервятники! Где сила нашего народа, которой управляешь ты? Здесь, служит обжирающимся жрецам? Покажи, на чьей стороне наши боги! Отомсти за нас - им!
Резким движением молодой алинга выбрасывает руку вперед. Разворачивается вонючий сверток, и к пьедесталу Оракула, глухо стуча по отполированному тысячами ног каменному полу катится голова. Чужая, гладкокожая, рогатая. Усохшая, гнилая и безглазая - но понятно, чья. Одного из тех чужаков из саванны, про которых говорил неприятный визитер.
Камиша, внука Кемеба, стража Оракула выволокла прочь и забила до смерти тут же - он не сопротивлялся. Но, к сожалению, это произошло не раньше, чем он успел произнести речь и сделать то, что сделал.
После бурного короткого разговора разбуженные жрецы сошлись в мнении, что это очень, очень плохой знак. И слухи о нем уже, несомненно, несутся по Флегосу и будут разноситься дальше.
Взоры устремились на сохраняющего молчание Оракула. Статуями замерли фигуры жрецов. Ни одно пленчатое веко не моргнуло до того, как посланник богов дал ответ на незаданный вопрос.
Как поступить?