Мысли тягучим мазутом заполняли сознание, стекаясь в эпицентр как патока. Морозов и так бы почти не мог думать, чувствуя губы Леро, покрывающие багровыми росчерками его шею. Ким прижал хозяйку к себе, закинув руку чуть ниже её лопаток, а второй нашёл её ладонь, сплетаясь пальцами. Он рвался быть сверху, и хозяйка с готовностью перекатилась на спину. Обвив ногами его ягодицы, женщина захлебнулась в удовольствии, вжимаясь в холодную грудь Зимнего Подменыша с таким упоением, что Ким уже сомневался — а правда ли он видел Мадам, величаво плывущую к нему через холл. Её тело, её бёдра двигались в недвусмысленном приглашении.
Воистину, плоть слаба. Наверное, это проклятие рода человеческого и одновременно то, что делает людей людьми — желание следовать эмоциям, тогда как всё разумное предупреждает быть осторожным. Волна страсти превратилась в цунами. Она смела последние барьеры в голове Кима Морозова. Поглощённый желанием, Чучело без малейшей грации содрал джинсы, раздвигая колени Мадам собственными бёдрами.
— Но мне нужно знать... — Леро всхлипнула от восторга, когда Морозов вошёл в неё. Переплетённые пальцы сжались так крепко, что костяшки покрылись белизной, и впервые за долгие годы Ким ощутил, как стучащее сердце прогоняет по его венам острый жар. Никогда ещё Подменыш не думал, что слепота может так напитать восприятие. Он чувствовал, как переплетаются пальцы, чувствовал бешеный жар внизу. Он чувствовал Леро так, будто бы она стала идеальным продолжением его тела, и это придавало ему сил — одновременно заставляя отдаваться ей без остатка. Сквозь стоны их слова прорывались точно далёкие удары.
— М-м-м-мне нужно знать... — повторяла Мадам.
— Что тебе нужно знать?! — выкрикнул Ким, нещадно толкаясь навстречу. Мышцы на исполосованных шрамами спине и ягодицах играли в такт его движениям.
— Можете ли вы спасти... Алину...
— Что... что ты... — Ким не разбирал слов. Перед ним осталась только женщина, всецело принадлежащая ему, выгибающаяся так, чтобы его член достигал самой глубины.
— Можешь ли ты спасти Алину? — замерев на мгновение, Мадам схватила его за плечи, с которых градом катился пот.
— Не знаю... да...нет...
— Тогда зачем вы здесь, — Мадам больше не спрашивала. Она требовала ответа.
— Я здесь, — ловя раскрытым ртом воздух, Ким пытался найти слова как можно более точные, ответить как можно искреннее. — Чтобы... защитить... наш род...
— Ах, высокие и двусмысленные цели. Особенно двусмысленные именно сейчас. Что же, у вас интересный метод... защиты рода, — выдохнула Леро. Даже в такой ситуации светское остроумие верно служило ей. Она расхохоталась, впившись в губы Морозова жёстким поцелуем, и рывком оказалась сверху.
В бордель не приходят заниматься любовью. Нет. В публичных домах трахаются — кто от скуки, кто от злости, кто от голода. Когда-то, много лет назад, Ким, наверное, умел быть иным. Он мог становиться иным для леди Адель, чей холод казался более жестоким, чем полярный январь. Он был иным для тех, с кем пил иногда в столичных кабаках и ужинал в чехословацких трактирах. Первой он был готов повиноваться по странным законам магической иерархии, как солдат подчиняется командиру, с другими был готов хохотать над грубыми шутками, забывая их лица тогда же, когда узнавал. Ким увидел бы себя другим даже в зеркале, когда, лёжа бессонными ночами на жёсткой койке, чувствовал, как плачет и бьётся внутри человек, отчаянно желающий вернуться к жизни, где не было ни воинственного царя Фаэ, ни чёрного льда, сковавшего Зимний Двор цепями мрачной тоски. Возможно, у него были друзья. Возможно, когда-то смеющийся парень из семьи офицера и классной дамы, рисовал валентинки на тетрадных полях и даже застегнул бы замок на перилах недальнего моста. Возможно.
Возможно.
Но сейчас Чучело просто хотел её. Хотел, чтобы женщина с золотыми волосами кричала от наслаждения. Он входил в неё до основания, пока перед глазами не возникали красные круги. И Леро, закусив губу и срывая плюшевые покрывала в неистовых ответных движениях, заходилась в стонах. Ей и не нужна была нежность. Превратившись в один бесформенный силуэт, они катались по пуфу. Ким вжимал хозяйку в матрас, почти лишая воздуха долгими, жестокими поцелуями, а потом она отвечала ему, оказываясь сверху и будто танцуя над ним, с издевательской покорностью опускаясь на изголодавшегося Подменыша.
В последнюю секунду Леро поднялась на колени, соскальзывая с Кима, и Морозов с отчаянно-разочарованным стоном выплеснулся в воздух меж её бёдер, продолжая двигаться в бесцельных, но упоительных фрикциях. Нырнув к его груди, Мадам повела языком от сосков до живота, слизывая бисерины пота, своего и чужого, вперемешку со спермой. Обхватив ртом член всё ещё выгибающегося на разбросанных одеялах Кима, она покорно ждала, пока Подменыш перестанет содрогаться в оргазме и уберёт судорожно стиснутые руки с её плеч. Оставшись коленопреклонённой и не торопясь распрямляться, Мадам зашептала что-то, в паузах лениво касаясь кончиком языка то живота, то бёдер Кима. Тот, обессиленный, распластался на пуфе, лишь по инерции напрягаясь, когда губы Леро касались пульсирующего то ли болью, то ли удовольствием члена. Воздуха не хватало, сколько бы ни глотал его Морозов, и по телу растекался легкий паралич. Ким пытался всмотреться во тьму перед глазами, казавшуюся уже такой родной и красивой, и найти в ней успокоение. Но в ней плясали разноцветные круги, постепенно смиряя темп, и на смену счастью чёрным, свинцовым одеялом опускалась хандра. В коротком прозрении Подменыш понял, что вряд ли когда-либо сможет получить наслаждение подобное тому, что подарила ему повелительница дома удовольствий. Уж точно не со смертной женщиной, если вновь обратиться к высоким материям.
Ким зажмурился что было сил, стараясь удержать это безнадежное ощущение внутри и не дать ему вырваться. Только не перед ней. Возможно, если ему суждено будет уехать живым из этого Города, он вспомнит о Мадам Леро очередной бессонной ночью, лежа на своей старой койке, а пока он несколько раз напомнил себе, что он — лишь Чучело на службе у Доброй Леди и него есть задание. Подменышу пришлось приложить усилие, чтобы разлепить веки и вслушаться в шёпот Мадам:
— Вы будете счастливы узнать, что Алина скоро вернётся. Когда она подойдёт к дверям «Карамельных уст», человек по фамилии Харитонов выстрелит ей в спину из британского револьвера «Энфилд».
— Почему... — в Морозове просто не осталось сил на удивление.
— Потому что он любит английское оружие. И потому что таков его Контракт.
— Откуда...
— Вы можете спросить, откуда я знаю это.
— Да...
— Но прежде вам стоит знать другое, — язык Мадам нежно прошёлся по нему. — Бойтесь его. Он такой же, как вы. Даже ваши руки…
Потянувшись, хозяйка легко поцеловала пальцы Кима. Тот подался навстречу, касаясь её щеки и всматриваясь в глаза этой странной женщины. Взгляд Леро был всё таким же внимательным и спокойным. Тусклый полусвет скрадывал коленопреклонённый силуэт хозяйки, но Ким мог разглядеть достаточно, чтобы фантазия завершила обнажённый портрет. Золотые волосы Мадам растрепались, а на левой груди алела татуировка бабочки, окружённой вихрем крохотных звёзд. Дети рисуют такие на праздники, только вместо игл и чернил используют гуашь.
— … пахнут одинаково. Свежим порохом.