Сеня отодвинул крошечные детальки и положил голову на подставленные руки. Его взгляд упёрся на Тимофеича, очень отдалённо напоминавшего ему Старого Джима. Сеня собрал Тимофеича сам, через полгода работы у Некрасова. Ему было чудно, что в мастерской часовщика висели неуклюжие, неумело сделанные ходики, которые к вечеру постоянно начинали врать на пять-десять минут, что было ужасно неприятно. Сеня разобрал их, кое-что заменил, кое-что подтянул, кое-что подточил, и собрал из старых паллетов новый корпус превратив их в солидные напольные часы. По звуку, который издавал новый механизм, Сеня понял, что этим часам подойдёт имя «Тимофеич».
«Чудной ты, часам имя давать», — удивился тогда Некрасов, как когда-то Сеня удивлялся, что люди скорее дадут имя домашней скотине, чем часам. Постепенно он к этому привык, да и люди были не так безнадёжны: автомобили всё же носили имена, например, так что когда-нибудь признают и важность часов.
Чем дольше Сеня витал в облаках, предаваясь воспоминаниям, тем больше тикание Тимофеича походило на осуждающее цокание языком. «Ай, бездельник», — качал маятником он, глядя на Сеню, так строго, что Сене стало совестно и он снова взялся за дело. Оставлять в механизме недочёты было не для него. У всего есть причины и следствия: ты запускаешь механизм, крошечные молоточки ударяют по крошечным пластинкам, и раздаётся мелодия. Когда у мелодии есть чёткий ритм, люди подхватывают его и, словно автоматоны, танцуют в такт музыке. Причина, следствие. Желание оставить что-то неидеальным, надеясь, что случайность сделает что-то лучше, чем усердие — это не причина, а оправдание для собственной лени. Сене было неинтересно лениться.