Макс страдал. О, как же Макс страдал, любо дорого было посмотреть. Случись это дело на сцене, ему бы уже рукоплескали все зрители без исключения. Женщины утирали бы платочками глаза, а мужчины с тоской бы вспоминали себя в таком наивном юном возрасте. Хулиган прям таки вжился в роль страдальца. Картонные вздохи, угрюмый лик, понурый взор. И столь же неописуемо, как и актёрский талант Макса, было его возмущение, когда Динни неожиданно пришла к выводу, что разбитое сердце можно банально залепить шоколадом. Нет, ну правда! Стараешься тут, сопли по лицу размазываешь, а вместо любящих объятий получаешь приятельский тычок в плечо и плитку шоколада. Типо на, перекуси друган. Хорош фигней страдать. Занавес.
Пока Макс раздумывал, как ему в таком случае поступить, мерзкое такое чувство обуяло паренька. Будто засел в окрестных кустах мент с биноклем и смотрит, высматривает, когда там в его поле зрения золотая молодежь появится и начнёт дела свои весёлые и невинные делать. Стены там разрисовывать, алкоголем упиваться, петарды под ноги прохожим кидать. И как заметит забывы такие развеселые, так тут же из кустов выскакивает и давай в свисток свой противный дуть. Аж тошно стало парню от таких мыслей.
Всё же опустилась лапа Максина на шоколад протянутый, да только им не ограничилась и до запястья Динкиного доползла. А как доползла, так и всю остальную девчонку к себе потянула. А чтобы не взбрыкнулась фантазёрка раньше времени, тихо так прошелестел:
- Не одни мы тут, Дин. Смотрит на нас кто-то нехороший. Подыграй, - а сам уже вторую лапу на талию её пристраивает и с пенька слезает потихоньку, - Пусть решит, что парочка милуется в лесу. Авось попялится и дальше себе пойдёт. Ну же! Приобни меня. Считай, что это всего лишь игра, - а шоколадку-то пройдоха уже в карман себе сует, чтобы чуть попозже в одно рыло заточить. Ибо страстно любил Макс шоколадки и также неистово не любил ими делиться…