Осень всегда вызывает хандру, желтая такая, золотая, пьянящая, казалось бы пронзительно-синяя и солнечная госпожа, а нет-нет да и накатит грусть. Взрослая какая-то, чуждая, выбрасывающая из детства ледяной волной грустища. Думала ли ты раньше о разлуке, Динни, накатывало ли на тебя это ощущение времени, неохватности его и жестокости? Вряд ли. В футбол во дворе гоняли, в Вилке купались, наслаждаясь ее бодрящей прохладцей, когда припахивающая травой вода укрывает с головой; ощущением этим опасным наслаждались-то – когда вот вроде бережок песчаный под ногами, а чуть дальше зайди и глубь. Темная глубь, опасная глубь, течениями пронизанная глу-би-на! Там уже плыть тяжело, трудно, несет река куда-то вдаль, за Стену, от озера Гдеж споро убегая в далекие, теряющиеся за горизонтом ханнэчьи края. В те края – где города нет, страны нет, и куда взрослые не ходят: сами не ходят и ребятне своей не велят.
Взрослые мысли.
О времени, что на реку похоже. О разлуке скорой. О последнем лете, догорающем под ногами осыпающейся, душистой очень листвой. Ждете на развилке, и вся жизнь как развилок – что дальше за поворотом ждет, куда вынесет река юности? К какой взрослой гавани прибьет?
Вот Макс уже не ребенок. Интересный вид парень, чужой немного: словно путешественник, шагнувший в какую-то чужую, только ему одному известную страну. Страну – в которую уходят из детства! Пахнет от него дивными запахами, скрывает какие-то дивные секреты свои парень… И что ему эти болота ханнэчьи, что ему эта шахта? Макс вальяжен, немного нагловат, расслаблен – словно бы шахта, словно бы мокреть болот стылых да старина рельс, по которым предстоит шагать, это так. Пустяк в общем-то для него.
Таинственный Макс! Таинственная осень. Даже дома вокруг кажутся таинственными, задумчивыми – малоэтажные, нахмурившиеся как зимние голуби. Это старый центр. Улица Воздвиженка. Городок когда-то вокруг этой улицы возник. Первый город, бедовый город. Город, которому не повезло.
Что-то пошло не так, как водится, случилась какая-то заминка в стародавние времена – уполз центр города на юг, а первые каменные дома остались здесь, и улица прямая осталась как стрела и странные скульптурки, украшающие трех и четырехэтажные домишки. Барельефы, лепнина. Вороны с человечьими лицами, какие-то исковерканные люди с оленьими рогами: то ли фавны, то ли еще чего. А вот и жутенький волк оскалившийся, с крыльями как у летучей мыши…
Ждете в скверике, болтаете. Шоколадку белую вот кто-то даже от сердца отрывает. Макс на пеньке устроился, ты рядышком Динни. А можно и до болот пойти, здесь уже недалеко: наползают они на старый город ядовитой жижей, распространяются по чуть-чуть. А еще немного химзаводом пахнет, резиной жженой да карамелью мокрой листвы. Интересные запахи.
Только вот ощущение какое-то мешает.
Словно бы следят за вами: недобро следят, поганенько как-то высматривают. Взгляд колючий, злой, скользит по спине Макса. Затылок Динни трогает январским холодом. Невидимый наблюдатель. И ещё чувство такое – лучше бы не искать его, сделать вид, будто не замечаете ничего. Вот греетесь в этом позднем сентябре, о своем болтаете неторопливо.
Только противно. Тяжелая какая-то слежка мерещится.
...
В это же самое время, Буран, Санек да сталкер Афоня назад двинули, а назад идти оно всегда скучнее, чем вперед. Ну. Переходы пешеходные, светофоров глазкИ, дорожки,.. вот и в сторону от Воздвиженской свернули, в тень многоэтажек да старых тополей. Гулкая пустота пахнущего свежей штукатуркой подъезда (только недавно подновили), тесная темень неторопливого лифта. Слово «буй» кем-то накарябанное криво как водится. Туда-сюда.
Буран во дворе остался – высунув язык упал себе на асфальт, будто бы сильно притомился это блохастый лентяй: на ворону какую-то тявкнул, кошку убегающую безразличным взглядом проводил, зевнул скулёжно. Прикемарил ненадолго дворовый друг. И вот уже снова осень, снова налился солнечной густотой день – снова вперед лежит ваша интересная дорога, сделаны дела.
Теперь не иззябнет Санек: на болотах стылых, не оставит свое здоровье. Нормально. Можно в путь идти. Правда, невезуха, повстречался вам как назло Ждан.
Жданец этот угрявый - паршивая душа! Завида и стукач, всем теперь растреплет в школе, что прогуливаете, что он вас видел: мол, здоровые совсем лбины, а на уроках нема. Мерзкий парень. А может и не растреплет – увяжется следом, подлец и пойдет потихонечку за вами, уши развесив да секреты чужие пытаюсь вынюхать. Крыса. Можно конечно пугануть, он вообще-то трус еще тот. А еще подлец, может разумнее не обращать на него внимания: пусть себе выслеживает, на болотищах вас еще попробуй разыщи, да и Динни с Максом ждут.