Говорят, некоторые стаи Шабашитов (особенно первые поселенцы в Северной Америке) выбирали себе тотемное животное, и поклонялись ему, принося кровавые жертвы. Сейчас же, повисший в груде металла рядом с разъярённым хищником, Микаэль неожиданно остро ощутил свою сильную связь с духом Каракатицы.
Тело то обжигало холодом, то бросало в мороз. Воздух в ещё тёплых лёгких заполнялся тягучей тяжелой субстанцией, от чего гортань попыталась было перекрыть клапаны, но было уже слишком поздно. Кожа так и вовсе озарилась фонтаном колющих, режущих, давящих стимулов, словно рождественская ёлка, поскольку всё острое стало неожиданно острым. ДиРейму невольно вспомнились старые военные будни, когда помимо пуль, голода и мороза, извечной бедой в окопах были вши. Однако, неожиданная неестественная тьма была сейчас не самой срочной задачей.
Не смотря на все неудобства, тишина и слепота всё таки облегчали задачу. Уже не было нужды (и возможности) спешно продумывать какой частью тела следовало бы пожертвовать, чтобы выиграть ещё несколько секунд. Но и останавливаться на достигнутом прогрессе ритуала Микаэль не собирался. Ещё совсем немного! Микаэль справится! Он должен! У него появился реальный шанс вклинить между окончательной смертью Томсона и его дальнейшим существованием нечто-то большее, чем шаткий самоконтроль беснующегося Брухи, а именно свою (ДиРейма) железную волю и немного своей (ДиРейма) магии крови. Пока пальцы скользили по ремню безопасности в поисках застёжки, мысли тремера сходились в одну точку. И как только воля Микаэля станет способна резать сталь, эффект возымеет свою силу, и весь этот кошмар на свежем воздухе наконец-то закончится.
"Томсон не должен бояться, ибо Зверь убивает разум. Зверь есть малая смерть, влекущая за собой полное уничтожение. Я встречу его Зверя и приму его. Я позволю Зверю пройти надо мной и через меня. И когда Зверь коснётся меня, я обращу свой взор на его путь; и там, где был Зверь, не останется ничего. Останется лишь Томсон, и Воля. Моя."