Куинн только и мог, что бросить брови на лоб, с такой быстротой из Ирэн посыпались слова, что вслух произнесенные, что доверенные бумаге. Он без малейших раздумий поделился, наверное, единственным своим сокровищем, кроме "Майбаха" - телефоном, который он хранил в нагрудном кармане рубашки, неподалеку от давно мертвого сердца. Понимала ли она, столь беззаботно беря в руки и даже чуть небрежно возвращая его на место, что у Харта попросту больше ничего не было?
Оцепеневший, он стоял и слушал, какие неизвестные ему доселе шалости О'Двайер ввела себе в привычку. И хотелось бы думать, что это ее месть за те трижды проклятые "десять тысяч", но верилось в это с трудом: настолько легко и беспечно слетали с ее томных губ стихотворения античных поэтов и якобы несерьезные слова любви, обличенные в совершенно искреннее восхищение.
Были вещи, о которых даже Куинн не мог позволить себе шутить. Но, похоже, и тут он остался в меньшинстве. Харт зябко поежился, столь резко и даже болезненно к нему вернулось чувство, которое он почти сумел забыть в последние ночи. Он снова почувствовал себя резко лишним. Выпадающим из "правильного" мироустройства, причем не тихо и незаметно, а уродливо и отвратительно-ярко. Словно перевернулся грузовик, везущий краски. И, если там, в вонючем баре, он хоть и был всего лишь еще одним кирпичом в шаткой стене движения анархов, то здесь... Зачем он поехал? На что надеялся?
- Сибилла, - уважительно произносят его губы, когда его ноги, не иначе, как по какой-то тупой привычке вьючного скота, из которого, наверное, и эволюционировали далеки предки Куинна, переместили тело каитиффа вслед за Ирэн. - Позвольте представить вам Ирэн О'Двайер, самую красивую девушку Лондона. Как видите, впрочем, вполне современную. Коктейльное платье модели, строго соответствующей стандартам Парижских правил последних лет. Мода...
Тут Харт не смог более удерживать болезненный кашель, который с фантомной, но от того не менее ощутимой, болью, рвался из груди. Будь он жив - не иначе, сейчас бы выплевывал на пол куски легкий.
- ...возвращается в черное, - наконец прохрипел он.
"А ты думал, что ты - особенный? Избранный?" - решил добить анарха внутренний голос. - "Мечтай*!"