«Ух ты. Это тебе не бочонки в поруб скатить!»
Гаэтан просиял, не особенно вняв слову «важное». Ему уж представился и летний день, целиком проведённый за неспешной прогулкой, и завтрак у лесного озера, да и вообще в Паленках он давно не бывал. Интересно, чай, чегось там теперь. Конечно же он справится! Чего это папаша уговаривать вздумал, словно сомневался в согласии сына?
Впрочем... метнув взгляд на бровастую башню, возвышавшуюся среди засидевшихся едоков, Гаэтан сообразил, почему батя пошёл через околицы. Башня принадлежала старшему сыну. Наура, Гаэтанова брата, назвали в честь какого-то древнего то ли воеводы, то ли змея. Да только от змей с воеводами Наур унаследовал разве что ленивую хозяйственность и любовь полежать на солнцепёке, окуная бороду в родниковую водицу. Такому избу поставить — дело плёвое, а вот с печи потом слезть... Не-е-е, в колодце Гаэтан видал таких лежебок. Для него путешествие всегда выходило в радость, и он улыбнулся в предвкушении. Возьмёт с собой сумку, квас и яблок наберёт, так и пойдёт. Коли что, в летнем лесу и толстяк не сгинет — там и грибы есть, и ягоды, и отвар заварить можно. Из брусники, например. Комары, конечно, нынче дурные, но если к ручьям в болота не сворачивать, то и их не будет. Маршенрут, одним словом, построен.
Почесав обгоревший кончик носа, Гаэтан солидно кивнул, пытаясь спрятать восторг:
— Справлюсь, не думай! А чего за нужда-то такая? Слыхал, наш кузнец гвоздей наковал — их снести?