Вертелась-кружилась по палубе Хель, сверкали на утреннем солнце златые шлемы валькирий.
Воин-гора, с рёвом потрясающий дробовиком, насадил полосатого моряка на штык, что твой крестьянин сноп сена на вилы. Приподнял, насладился смесью удивления и боли в округлившихся глазах, шмякнул добычу о палубу. Хлопнул револьверный выстрел – палец жертвы расправы конвульсивно нажал на спуск, пуля цвикнула о металл ходовой рубки. Отвернулись боги от матроса Грина.
Тут решимость словно покинула защитников «Ласточки». Кто-то шарил руками по осклизлой палубе, хватаясь, как за спасательный круг, за липкие цевья винтовок, ещё помнящие тепло рук своих владельцев. Кто-то швырялся в звероподобных северян судовой утварью, не решаясь сойтись лицом к лицу.
А викинги не сбавляли темпа, двигались по палубе слаженно, и ритмично, как поршни в двигателе. Вот волосатый топорник, гроза стариков, подскочил к косматому кликуше, что перекрикивал грохот боя малопонятными подвываниями. Взмах секиры – замолк кликуша, кровью обливается.
Вот странноватая девчонка склонилась над телом чернокожего попутчика. Тотчас её головой со свистом пронеслись три пули – подвела в этот раз рука седовласого стрелка из налётчиков. А может, жирный боров, что в ногу ткнулся, прицел сбил? А девка вцепилась-таки в вожделенную машинку, да радовалась недолго. Снурре-мечник в два скачка оказался рядом, саданул по темени яблоком на рукояти меча. Так и легла Эйдин поперёк тела Эдварда, с автоматической винтовкой в обнимку и застывшей на губах улыбкой. А отоваривший девушку Снурре развернулся в поисках новой жертвы, сбил небрежно щитом брошенное в него ведро… И тут что-то дернуло воина за ногу! Глянул – собака. Не в мясо вгрызлась, в штанину. Думал смахнуть её клинком, но тут вторую ногу рвануло куда сильнее. На спину опрокинулся. Удар сверху. Темнота. Остался у торгашей, видать, ещё запал!
На палубе стало просторней. Сжатые зубы, оценивающие взгляды, напряженные позы…
Схватка продолжалась!