После позорного бегства из подмостья Шен по большей части молчал, пытаясь переварить произошедшее и свою роль в нем. Вернее ее отсутствие, если не считать, конечно, «хорохорящийся увалень, не способный ни на что полезное» ролью. Он молча поплёлся за Келтоном в бани, хотя слова и тон дворянчика и заставляли его кулаки чесаться, молча добрался вместе с остальными до поместья капитана Хейдмарк, и так же молча наблюдал, как ведущий себя уж очень странно товарищ поносит спасшего их всех храброго полурослика и даже его родину. Его Андорран. Немного гордости у Непокорного ещё оставалось, и он даже хотел было передать голове «господина Версейда» пару приветов из страны беглых рабов и немытых лесорубов, но даже на это не нашёл внутри себя уверенности. Что, кстати, оказалось его лучшим решением за день, так как в итоге выяснилось, что Келтон был околдован какой-то древней хреновиной, а точнее ее частью, и за слова свои вроде как не отвечал. Не то, чтобы Шен хоть немного понимал, о чем вообще им рассказывала Шейла.
В итоге он так и стоял молча позади всех, опустив плечи, мрачный, болезненно бледный и покрытый ссадинами и синяками. И чувствовал себя при этом совершеннейшим идиотом. Если это и была жизнь следопыта, менестрели до черта много о ней недоговаривали.
— Не рано ли нам пока Варисию спасать? — наконец прогудел Шен, кажущийся одновременно и смущённым, и злым. — Мы пока даже от местной уличной шпаны вынуждены бежать. Да и вряд ли остальные куски этой хреновины так уж легко найти. Или этот нас к остальным привести может?