Омоновцы хотели было продолжить наступление, но Ельцов медленно поднялся, с издевательской улыбкой глядя на стрелявших в него полицейских. В Ельцове было не менее десятка пуль, но это его не смутило.
— Волки позорные... — прохрипел он, выплёвывая кровь, и вновь рванул грудью на амбразуру.
Окровавленный, со взглядом, полным дикой ненависти к стражам порядка, он выглядел бы жутко даже без своего проклятия крови носферату, но это проклятье сейчас давало дополнительное преимущество. Те бойцы, что переживут сегодняшнюю ночь, домой вернутся седыми.
Однако это позже, но сейчас они продолжали бой. Нервы рвались, как перетёршиеся канаты, обзор сузился до узкого тоннеля в перекрестии прицела, уши заложило от стрельбы, но они продолжали бой, с указательными пальцами, сжатыми от страха судорогой, пока их автоматы не выплевали все до единого патроны.
Оба автомата стихли почти синхронно. И почти синхронно с громовым эхом выстрелов на асфальт упал Ельцов. В этот раз навсегда. Боль смерти отозвалась в чёрных душах всех остальных братьев, вместе со смертью Сани что-то навсегда умерло и в душе каждого из них.