Саня кивнул, соглашаясь со словами Глеба. Всю беседу носферату старательно сдерживал себя, прикладывая неимоверные по его собственным меркам усилия в такой малоизведанной сфере как самоконтроль. Потому что опасался. Опасался не драки с терионом, не доминирования - опасался того, что в решающий момент узы вновь возьмут своё и зарвавшийся перевентру вновь сохранит свою не-жизнь. И долгая, пафосная пиздоболия пойдет по второму кругу.
- Барб может и стелет красиво, понты кидает - но это от того, что сам по себе он годится только языком молоть. Я - то, я - сё, говорит Барб. Я, говорит Барб, учился в академиях и выучил классное слово "монумент". Да только Барб, брат Ион, забыл, что весь его типа понт, всё его типа положение в Своре - это то, что он получил в дар от нас по доброй воле, а не взял силой. Таких как Барб зовут пиздоболами и неспроста, братья.
- ЕДЕМ, БРАТВА. ВЫБЕРЕМ ДЛЯ ИОНА САМЫЙ ПОНТОВЫЙ. ИДИТЕ В МАШИНУ, Я МЕТНУСЬ МУХОЙ ПО ДЕЛУ И ЧЕРЕЗ МИНУТУ ПОДОЙДУ.
Обратившись на Языке к братьям, Ельцов пошёл в спальню. Подошёл к бабке, пользованной ранее Ионом. Глянул на её, бабкину, пещеру, за последние пару десятков лет исследованную только одним спелеологом. И с каким-то обречённым вздохом, поместил в эту самую пещеру мобильный телефон - способ связи с Агенобарбом.
"Символично, бля!" - довольный собой, Ельцов пошёл на улицу, чтобы присоединиться к братьям.