Ночью Шоне снилось всякое разное, что на плотный ужин не спишешь: не было того плотного ужина. Так что подскочила швея с утра ни свет ни заря с бурчащим животом и во встрепанных чувствах. Яишенку с лучком сделала, хлеба напластала, навернула под соусом раздумий тяжелых, запив водой. Горшок гречневой каши поставила упревать на вечер. Косы заплела, лицо и руки вымыла, одежку осмотрела на предмет подобающести - все прилично. Только дверь открыла, а там сюрприз храпит, и выхлоп от сюрприза такой, что мухи на лету пьянеют и падают.
...Ничему-то жизнь кой-кого не учит...
Вернулась в дом, нацедила рассола огуречного из кадушки, огурец соленый сунула в кружку, чтоб жопкой кверху торчал. Живая душа все же (хоть и незнакомая) от похмелья будет мучиться. А кружка все равно надколотая с краю: даже если унесут - не очень жалко.
Поставила кружку у перил крыльца, чтоб гном случайно не сшиб, ворочаясь, но сразу углядел, как проснется; дверь закрыла. Надо идти со своей думкой тяжкой, раз нарисовались такие обстоятельства, что мимо не проскочишь. И за собакой тоже заскочить, что уж...
Ближе к восьми утра Шона обнаружила Джессику Винд идущей по деревне в самых смятенных чувствах.
- Джесс, слушай, дело есть. Сама прям в непонятках, если чего... Понимаю, тебе сейчас не до чужих проблем, но тут реально нарисовалась такая загогулина, что без тебя не справиться никак. Сходи со мной к отцу Порфирию, а? Честное слово, тебя тоже касается, вот мельницей клянусь.
Джессика понуро подняла голову и непонимающе поглядела на Шону. Да, она всегда удивлялась, когда с нею приличная женщина заговаривала и не просто чтоб подколоть да грязью облить, а...
- Чего? К Порфирию? Я и сама собиралась, право слово, о похоронах договариваться. А тебе зачем?
...Действительно, зачем? Что ей нужно-то было, портнихе этой от всеми презираемой потаскухе-Джесси?
- Давай до мучного отца дойдем, я там все расскажу толком, чтоб два раза не обьяснять, я сама еще не все поняла... Приснилась мне Фаринай сегодня ночью, понимаешь...
Старика девушки нашли в часовне, и Шона со сложным лицом принялась излагать свою историю и возникшую в связи с ней потребность действовать.
- Фаринай мне приснилась, я не признала ее сначала, танцевала она так... спиной ко мне, вертелась... потом остановилась, развернулась, и говорит, мол, ты мне молилась столько лет о сестре, так вот все вы дочери мне, а значит, сестры между собой. Бери, говорит, в свой новый дом мою дочку-красавицу, и заботься о ней, как о родной сестре, а я на это погляжу. И смеялась, и на Джесси показывала. Вот... просыпаюсь с утра, в животе бурчит, а я не могу из головы выкинуть, что не у меня одной бурчит. Мучной отец, вы скажите нам, чего делать теперь? Я и впрямь дом собиралась покупать, и печалилась, что толку мне в том пустом доме, и о сестре я молилась с пяти лет. Джессика... Ты сама как, пойдешь ко мне жить?
Джессика грустно улыбнулась и сделала несколько медленных хлопков в ладоши.
- О сестре, говоришь, мечтала? Ну-ну. А может, ты еще и о незаконнорожденном племянничке мечтала? - поинтересовалась Джесси, тронув свой плоский живот. - А когда я приехала сюда три года назад с узелком в руках, тебя я как сестра не интересовала, не? А когда праведные мукомольцы узнали, что я раньше в борделе работала... гнали отовсюду... не давали работы нормальной и предлагали хрен сосать за кружку пива, ты предложила мне, хотя бы, уборщицей работать в твоей тенебриебаной лавке?
- Дочери мои мучные, прошу вас! - встрепенулся отец Порфирий. - Здесь же святое место.
- Да, да, простите, мучной отец. - Джесси понизила голос, вытирая навернувшиеся слезы. - Я, вообще-то, по поводу Уле к Вам шла, он умер вчера ночью от столбняка. Похоронить хочу. - она покосилась на Шону. - Хотя... я наверное, позже зайду.
Она поклонилась перед изображением Святой Мельницы, сказала "Мука и Безумие!" и ушла прочь.
Шона покачала головой, извинилась перед священником, и побежала следом за Джесси.
- Джесс, дело твое, принимать предложение или нет. Одна или с дитем... меня тут три года назад не было, и приехала я сама на ровное место в прошлом году, ты помнишь. Только на ноги встала. Я от слова своего не отступлюсь. В моем новом доме для тебя будет место, и для твоего ребенка тоже. Если придешь - буду рада. Не придешь...
Швея вздохнула, шагая рядом.
- Видит Фаринай, решать тебе. На аркане не потащу, само собой. О жалости говорить тоже не буду: жалеют жалких, а ты сильная. Но ты подумай вот о чем: не в рабство зову, и не из намучности чрезмерной, а потому, что сама могла так вот влететь. ...знакомая у меня была в городе, с похожей историей, Эльзой ее звали. Только ей пятнадцать было, когда потребовалось плод сбросить. Ненавижу саваны шить ровесницам.
Шона не знала, что еще сказать. Не знала, как убедить Джессику, что не стоит выбрасывать в помойку шанс выправить пошедшую вразнос молодую жизнь.
- В общем, не мое дело, почему ты не пошла ко мне в работницы, когда я их начала искать. Так сложилось все, бывает... Сейчас я тебе от чистого сердца помощь предлагаю, без обязательств. Хочешь - приходи, живи. Найдется еда и для тебя, и для ребеночка. Просто так. Мука, понимаешь, и безумие, такие все дела.
Шона после этого разговора направилась к старосте, обговорить условия постройки нового дома - желательно, поближе к швейной мастерской. Что там Джесси решит - это уж и вправду не то, на что Шона теперь может повлиять. Потом нужно было зайти за собакой, и быстро-быстро бежать домой работать, чтоб Акве было что предложить, как придет.
Джессика шла своей дорогой, на слова Шоны лишь отмахивалась да отфыркивалась. Похоже, она не верила в искренность слов портнихи.
Что ж, насильно добро причинять - верный путь в ооочень плохую ситуацию. Шона не торопилась никуда, и понимала, что годы плохого обращения десятью минутами разговора не отменишь. Опять же, лето на дворе не всегда, а беременной найти себе нового ебаря будет тяжеловато. Разве что и впрямь попробует вытравить ребенка... ну тут уж что поделать. Разве что к Дервилле сходить, и к этому лекарю новому, о котором на рынке вчера слухи ходили? Потом. Все потом.
Сейчас Шона обговорила со старостой договор на постройку дома возле мастерской - к вечеру готово будет, заверил ее тот; и пошла забирать будущего сторожа, алабаюшку.
К счастью, на крыльце, когда швея вернулась, нашлась только кружка.
Вместе с молоденькой алабайкой Шона зашла в дом, и соорудила лежаночку для щенка. Потом, конечно, переселится Кусена во двор, как подрастет - с такой-то шубкой... но пока маленькая она еще. К дому нужно дать привыкнуть щенку, к новой хозяйке...
А потом, наконец, заняться рабочей униформой для кракенши. Марьяна тоже подошла, поахала над новой "охранницей", и села за шитье.
...руки работали, а голова вхолостую прокручивала все те же мысли. Права ли? Правильно ли поступила, и как теперь дальше себя вести? То ли делает, что от нее требовалось, или поняла все не так?..
Сказать по правде, и верно Шона молилась о том, чтоб вместо хоть одного из братьев родилась бы у ее мамы сестричка. Без толку, понятное дело, и закончилось это дело лет в двенадцать, но сам факт!.. И дом ведь и впрямь строить собиралась. И что значила во сне полная обнаженность богини, о которой Шона мучному отцу упоминать не стала, чтоб не смущать старичка? Одни сплошные загадки и неопределенность.