- Благодарю, Дмитрий Васильевич. – несколько суховато ответила Гера. – Но клянусь Спасением, что предлагала я это не ради сохранения места своего: вы знаете, что мне Варенька тоже люба, и вреда или убытка какого я ей не желаю. Но вы меня мудрее и опытнее, и зрите глубже, посему я в первую очередь старалась лишь привести известные мне факты. Так что, - смущение взяло свое, и эстляндка, вначале недовольная подозрениями купца, покраснела, - мне просто не хочется, чтобы вы думали обо мне, что я все это придумала лишь ради того, чтобы сохранить свое нынешнее положение.
Тягу к учебе она имеет, да и головка у нее светлая, знания туда так и просятся. Просто сверстницы ее многие и воспитанием… не скажу, что дурны, но воспитаны слишком поверхностно и легкомысленно. Посему Варе с ними и общаться тяжело, и неустройство это она долго копила в себе. Я же просто не сильно-то от нее возрастом отличаюсь, и могу и поговорить, и послушать: многие же другие девочки что глухари – сами рассыпаются словами и ничего не слышат, да и не желают внимать чужим словам.
Ох! – окончательно засмущавшаяся и запутавшаяся девушка, снова сбившаяся на родной акцент (в коем-то разе непроизвольно), поняла, что она и так слишком о многом говорит и может испортить мнение еще хлеще. – Вы простите меня, если я много говорю не по делу и о том, как я вижу со своей узкой позиции. Если сказала что не то, так не со зла.
***
На майское шествие Гертруда пошла, а как же иначе. Хотя нельзя сказать, что решение ее было таким уж легким и безоблачным. Московские события наложили на нее свой отпечаток, и снова оказаться под пулями не было никакого желания. К тому же, если ее или Вареньку задержат на демонстрации, последствия могут быть весьма и весьма прискорбными: Дмитрию Васильевичу, сколь бы демократичных взглядов он не был, вряд ли понравится, что дочка вместе с учительницей ходила на выступления. Реноме и самой Геры будет будет безвозвратно утеряно, Вареньку больше ни на какие сборища не отпустят: как вывод, партия понесет потери, которые будут не смертельны, конечно, но неприятны, не получив взамен ничего действительно стоящего. И все-таки, все-таки…
Отсиживаться дома в такое время было бы не менее преступно, да и товарищи по партии такой излишней осторожности не поняли бы. Это дома, в Ревеле, можно было вполне открыто заявить, что ты – «прогрессист», и не бояться ничьего осуждения, а на русской земле за принадлежность к революционной партии вполне можно было и пострадать. Но тому, кто боится подставить под удар, не место среди людей, что стремятся к Преображению. Те, кому ближе их мещанская безопасность, пускай прячутся в домике и не создают своими руками будущее. А значит – надо идти хотя бы поэтому. Не потому, что хочется, но потому, что надо: пускай город видит, что эсеры не сдались и не опустили руки, и по-прежнему готовы возглавить крестный ход в светлое будущее.
Первый день в мае оказался на удивление пригож и чист. С неба мягкой и милосердной улыбкой лучилось солнце, бездонное небо было словно богородичные ризы, и, лишь изредка по нему пробегали белые лебедушки-облака, пластая крылья по спинам гуляющих. В такой день бы выбраться с корзинкой на речку на пикник, иль на лодочке походить по Волге, возвышенно и покойно любуясь окрестностями, или же хотя бы совершить неторопливый променад по парку средь пробуждающихся от зимнего сна дерев и галдящих, радующихся весне воробьев. Жизнь требовала от нее активного и земного, но такие дни надо посвящать отдохновению и мыслям о горнем. К прискорбию Геры, при свете солнца это было не более реально, чем мираж в песках, и оставалось только пообещать себе, что размышлениям сим она придастся, когда на почерневшем небе станут видны серебряные гвоздики звезд. И вот тогда…
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.
День был отдан ощущению единения и праздника, красных гвоздик в петлицах и бутоньерках и ощущением единого плеча и объединяющего порыва. Опасение, что майское шествие будет прервано жандармами, исчезло, как тени в полдень, и Гертруда рука об руку с Варенькой позволила себе на время оставить за спиной всю подозрительность, с головой окунувшись в благожелательное, исполненное надежд веселье и искреннюю, открытую радость праздника.
И лишь часам к четырем, когда она поняла, что хочется сменить яркую живость прогулки на неторопливую степенность разговоров, Гера предложила своей юной спутнице направиться в Народный дом, куда к этому времени уже должны были прибыть их знакомцы по квартире Фейтов. Да, большинство из них – безынициативная говорильня, но нужны и такие: к тому же со многими из них весьма интересно беседовать не только на партийные, но и на бытовые темы, рассуждать об искусстве и мире.
…Задворки Острожной площади встретили товарища Кассандру уверенной, хорошо поставленной речью незнакомого агитатора. Стоило прислушаться на десяток секунд, и становилось понятно, что пышнобородый юноша из эсдеков, и пользуется возможностью укрепить позиции своей партии. На него смотрели, его внимательно слушали: горлопан, надо признать, умел завладеть вниманием толпы. А означало это, что молчаливое непротивление эсеров приведет к усилению позиций «больницы», что было бы неприятно. К тому же, если ей удастся перебить результат от речи агитатора, то это будет неплохим доказательством для господ сопартийцев, что она способна не только листовки разносить. Ни и к тому же, если внимание толпы переключится на нее, можно будет воспользоваться возможностью и вплести в речь и обращение к другим живущим в Новгороде эстляндцам, напомнив им, что прогрессисты не забыли ни о них, ни о свободе для Родины.
Поздоровавшись со стоящими неподалеку от эсдека товарищами и сдав Вареньку с рук на руки очень кстати оказавшемуся рядом Константину, Гертруда дождалась, когда бородатый окончил свой монолог, и, заняв ораторское место, взяла слово сама. Говорила она уверено, четко, стараясь брать не силой голоса, но интонациями. Надо говорить тише – пускай молчат и прислушиваются. А коли она поймет, что ниточки управления слушателями выскальзывают из рук, тогда можно и позволить тону взлететь: после негромкой речи это обязательно привлечет внимание.
- Что же, товарищи. Вот все верно говорит товарищ социал-демократ, верно? Хорошо говорит, красиво. Про то, что представляет интересы пролетариата во всем мире, о решениях, которые принял последний съезд их партии… Заслушаешься! Но мы-то с вами знаем, что борьба за интересы «пролетариата во всем мире», - Гера выделила цитату, улыбнувшись публике одними губами, - это только часть дела, лишь один из цехов огромного завода под названием закабаленный рабочий класс.
Товарищи делают свое дело хорошо и правильно, но забывают, что не только пролетариат ждет освобождения от цепей. А крестьяне, ломающие спину в деревенском рабстве? Среди них – ваши отцы и матери, братья и дядья. И их гораздо больше, чем рабочих. Их голос, воссоединенный с голосом рабочего, прогремит по всей России, и только тогда будет услышан. Все помнят басню про веник, который ломали сыновья? Партия эсеров и хочет, чтобы мы все единым голосом, единым порывом выступили за одну программу. Вся Россия выступила! К кому тогда прислушаются: к отдельным голосам или к реву толпы? Вы знаете ответ – мы сильны, когда едины.
Голос птичкой взлетел – пора акцентировать внимание слушателей. Шаг вперед, вскинутая голова, в глазах должны читаться бесы уверенности. Большевик рубит воздух рукой? Значит надо раскинуть руки, словно обнимая весь свет:
- Мы с вами боремся не за частное, но за общее. Мы не допустим, чтобы подачки одним были отняты у других. Потому что при таких раскладах они, - не надо уточнять, внимающие и так поймут, - только посеют вражду меж вами и крестьянством, и в спины рабочих полетят проклятия голодающих отцов. А пока деревня голодает, взвинтят цену на продукты: и то, чего добьются рабочие в одиночку, будет с лихвой перекрыто ростом цен на пищу. И все снова будут смеяться, а они только порадуются, как все обернулось.
Дайте деревне все, что ей нужно: мануфактуру, земледельческие орудия, обувь и получите взамен необходимое для города. Тогда крестьяне, несомненно, будут отдавать нам хлеб, да и самого этого хлеба хватит, чтобы накормить страждущих. И именно за это и выступают эсеры. Да, кто-то скажет, что наша социалистическая программа в основных своих положениях ничем не отличается от программ аналогичных партий других наименований. Но в смысле единения именно наша партия в России есть один из авангардов всесветного социалистического движения, выдвинувшийся в недрах патриархальной и царской России.
В случае, если внимание толпы сохранено:
Мы все знаем, что партия эсеров ставит своею целью охрану духовных и физических сил рабочего класса в городе и деревне и увеличение его способности к дальнейшей борьбе за социализм, общим интересам которой должны быть подчинены все узко практические, непосредственные, местные и профессиональные интересы отдельных рабочих слоев. Профессиональное движение в своем целом должно иметь целью борьбу против всех видов гнета и эксплуатации рабочего.
Вот вы скажете, а почему профсоюзы должны прислушаться к вам, эсерам, а не к эсдекам, которые уже зарекомендовали себя защитниками рабочего класса? Потому что у каждого у нас есть свои мысли и свои взгляды и стремления, не всегда совпадающие с позицией той или иной партии: мы же не машины, так? Иначе к бедолаге, вынужденному следовать одной партийной догматической линии, лишь бы оставаться в профсоюзе, можно применить любимую царскую фразу, что «солдат есть автомат, к ружью приставленный». Профсоюз – не церковь, где все должны слушать одно и то же и думать штамповано, он - выразитель «над-партийных» интересов всех рабочих, и не должен были быть причисляем ни к партии эсеров, ни к партии эсдеков. А значит, задача у него должна быть не только экономической, но и борьбой за материальные, юридические и духовные интересы рабочих, а также против угнетения и порабощения.
Борьбой не за партию и ее идеологию. За тебя. - показала она рукой на ближайшего рабочего. – За тебя. – длань плавно указала на второго. За всех нас вместе и за каждого в отдельности. За землю тому, кто ее обрабатывает! За достойную зарплату и защиту, тем, кто работает на заводах.
За землю! За волю! За вас!