Признаться, в какие-то первые минуты Варенька не сообразила, что разговор о цветах – это ловкий изящный маневр, предложенный Гертрудой и ловко подхваченный наборщиком.
Поняв это, девушка моментально прониклась восхищением - как ловко учительша это провернула, да так, что и можно клясться и божиться, не покривив душой – о цветах говорили. Хоть крест клади – не виновны ни в чем предосудительном. Ну и был еще повод порадоваться, что она, занятая чаем, на который исправно дула, остужая, не успела ляпнуть какую-нибудь глупость, что выставило бы ее в смешном и глупом свете.
А теперь, осознав тонкость конспирации, Варя степенно кивала головой, шумно отхлебывая чай из чашки, что держала слегка на отлете, аккуратно оттопырив розовый мизинчик с чистым аккуратно обрезанным отполированным ноготком. Немного не хватало блюдечка и куска сахару, но Сковронский не предложил, а спросить Варя стеснялась.
Она уже вдоволь насмотрелась на энергичных, но небогатых революционеров, и понимала, что далеко не у всех есть сахар или варенье к чаю, а блюдечко – почти предмет роскоши. Но кухоньку дочь купца все же окидывала любопытным взглядом. А ну, как сахар все же обнаружится. Или, к примеру, мед.
И, разумеется, она во все уши слушала, как говорят старшие товарищи. Рассказывать о своих достижениях было глупо - их ведь и вовсе нет, нечем хвалиться. Но поддержать разговор хотелось. Так хотелось, что, не утерпев, спросила, старательно подбирая подходящие слова.
– А та ... оранжерея, она была ... основательней этой? Наверное, оборудована по последнему слову ... ботанической науки? И много ли... букетов удавалось вырастить? – и тут же, полыхнув щеками, уткнулась в чашку.
Эзопов язык! – осенило её внезапно. Вот ведь, и не подумаешь, что когда-то пригодится в жизни. Все же учение – великая вещь