Первоначальная робость и неуверенность, что владели Варей в дни знакомства с революционерами, постепенно рассеивалась, сменяясь энергичным неуемным любопытством и желанием быть полезной чем-то более существенным, чем деньги.
Нет, Варя понимала важность взносов, Панафигина как раз хорошо ей объяснила. Да и, как дочь купца, что с малолетства крутится среди предпринимателей — то на ужине, то на званом обеде, то, к примеру, в какой-то поездке — и слышит деловые переговоры, мало-помалу что-то смекая, она, разумеется, придавала деньгам заслуженное значение, нисколь не умаляя их роль в жизни. Так что гордость и осознание своей значимости — она помогла создать типографию! — конечно, тешили самолюбие начинающей эсерки. Но Вареньке этого было мало. Ей хотелось лично участвовать во всех этих захватывающих делах, пусть даже заниматься литературой или еще что-то такое, и это непременно, обязательно должно быть связано с риском!
Покивав из уважения и ради порядка Гертруде, которую почитала за свою наиглавнейшую и наиважнейшую руководительницу — хотя, судя по всему, другие члены группы занимали должности и поважнее — Варя охотнейше согласилась помогать делом, и, вспыхнув, присовокупила, что "да полноте, никакой же опасности, не беспокойтесь, милейшая Гертруда Карловна".
Варенька настолько увлеклась всеми этими собраниями, спорами, разговорами, настолько прониклась атмосферой эсерской компании, впитав жаждущей душой эту энергичную дружелюбность и деятельную решительность, что всё, происходящее в гимназии, стало ей малоинтересным. Разумеется, она продолжала старательно учиться, ведь революции нужны образованные люди, да и похвала Гертруды за успехи была для Вари важна, приятна и лестна, но все остальные события гимназической жизни мало её трогали. Даже насмешки и издевательские поддёвки отошли не то, что на второй — на десятый план.
Проникнутая осознанием собственной значимости, и некоторой даже исключительности, Варенька стала помимо воли смотреть на одноклассниц с сочувственным пренебрежением и часто вовсе не слышала, что к ней обращаются, будучи занятая своими мыслями.
Насмешницы, увидев такую реакцию, поначалу как-то несколько растерялись, принялись пытаться вести себя жестче и грубее, а потом, как это ни удивительно, стали делать шаги навстречу вроде бы как к примирению.
Еще несколько месяцев назад Варя бы с восторгом откликнулась, задарила подружек подарками и вновь наивно дала бы почву для каких-то новых шутеечек, но сейчас ей стало просто скучно смотреть на этих глупых пустых девиц, и развлечения их Дмитриеву тоже перестали интересовать, хотя ранее она усердно посещала уроки танцев и готовилась к балу.
Теперь же места в её жизни для танцев не оставалось, посему она вполне рационально решила, что деньги, выделяемые на уроки, должны быть переданы на нужды революции. Но вмешалась Гертруда, которая привела гимназистку к мысли, что бал, оказывается, не только развлечение для вертихвосток, но и важная часть общественной жизни, где можно добиться какого-то влияния и заключать далекоидущие соглашения. Признаться, Варя никогда не смотрела на это с такой точки зрения, и это, как и многое другое, сказанное любимой и обожаемой учительницей, стало для девушки откровением. Итак, она согласилась, что идти на бал следует, и возобновила уроки, а, соответственно, и оплату за них.
Но в любом случае, этих денег не могло быть достаточно. Конечно, ей выделялись карманные, на булавки, но чтобы быть более полезной, желательно было бы изобрести что-то еще.
И в ход пошли покупки и приобретения, под предлогом которых Варя передавала в кассу взносы. К счастью, довольные отец и Мария Кузьминична, были щедры и не задавали лишних вопросов, полностью захваченные чудесным для них событием — беременностью.
Вообще, в связи с этим всё в их доме переменилось и завертелось вокруг будущего наследника. Варя вроде бы и старалась испытывать радость за мачеху и отца, но искренности ей недоставало. Понимая, что теперь-то все внимание, любовь и забота достанутся законному отпрыску, она не могла отделаться от ощущения второсортности — и это только подстегивало ее революционное рвение.
Она придумала сказать, что хочет заняться благотворительностью, заказывать от себя молитвы во здравие будущего братика и его матери, категорически отвергла предложение батюшки организовать от её имени пожертвования, сказав, что это будет опять от него, а она хотела бы только сама, и очень натурально обиделась при этом.
Отец был тронут такой щепетильностью и добротой дочери, да и разбираться в Вариных затеях ему было недосуг. Понимая, что обделяет её заботой и вниманием, он был готов компенсировать это деньгами.