Слова Гертруды Эдвардовны эхом откликались в Вариной душе. Вспышками памяти высверкивало: то Набоков, вальяжный и самоуверенный – поди, поспорь с этаким; то Давид, коего старалась вспоминать пореже, как тот с отцом бывало схлестывался – а ведь, подумалось вдруг, если бы вошёл в полное доверие к батюшке, так ещё, может, по-другому вышло бы. Нет, Варя не сожалела о том, что всё оборвалось у них. Напротив, и рада даже была, что не зашло слишком уж далеко. Покрыть себя позором было бы хуже всего, а тогда, с Давидом, было такое глупейшее ощущение, что вроде и надо делать шаг дальше, и не хочется, и отказать неловко. Варя была безмолвно благодарна Дмитрию Васильевичу, что звериным отцовким чутьём учуял опасность и отвёл беду от глупышки, не умеющей ещё вести тонкий флирт, балансируя на грани, как это делают искушенные дамы "Гептамерона", коим Варенька зачитывалась ночами.
Кивая с пониманием, Варя впитывала каждое слово учительницы, немного покраснев, как водится, когда о гиде-переводчике вспомнила. Кивала: "Конечно, дескать, контракты – это мне понятно, вон и батюшка сколько раз говаривал, поучал, что не след выпячивать своё особое мнение. Право на это заслужить ещё надо. А ради дела и промолчать лишний раз не повредит. Слово, оно не воробей. Ляпнуть глупость всегда успеешь, но потом можешь пожалеть".
Когда же учительница заговорила о правах женщины, Варя ажно встрепенулась. Как же, права! Вон, матушка её покойная ни сама прав ни на что не имела, ни дочери не передала. Хоть Вареньке и грех было на батюшку обижаться – не обделена была ни любовью, ни заботой – а всё ж несправедливость заставляла поджимать губы. Про неё ведь речь ведёт Гертруда, как есть про неё!
Замяв вопрос о Чернышевском, Варя начала размышлять вслух. Это не всегда хорошо с первого раза получалось - она частенько путалась и теряла нить рассуждений. Однако, учительница ожидала ответа, и тянуть время было невозможно:
– Отчего так происходит, Гертруда Эдвардовна, я и сама иногда удивляюсь, ведь любому рачительному хозяину ясно, что скотину, к примеру, надо кормить, чистить, подковы менять, воду свежую давать, стойло держать в порядке, тогда она и сильнее, и здоровее, и работает хорошо, и молока вдосталь. Хозяйство в порядке. Если скотину не кормить, она болеть будет, околеет, а хозяйство в безлад придёт. Как же тогда так получается, что заводчики, к примеру, или помещики о своих людях не заботятся? Ведь если работник сыт и рад, то он и трудится на славу. Всем хорошо – и заводчику, и рабочему. От жадности ли, от глупости ли – не пойму, отчего простой люд так сильно ущемляют. Говорят еще, – Варя оглянулась и понизила голос, передавая неприличные слухи, – что от дурной болезни мозговая сухотка приключиться может. Я уж и не знаю, вдруг это правда! А что делать -то? Да ведь ясно что – бунтовать. Бунтуют люди вон, и что-то да меняется. А хорошо бы, чтоб государством управляли такие, как батюшка! – вдруг вырвалось у Вари, да она и смутилась сразу от этакой прыти.