19:30
— Так вы откуда будете-то, вы железнодорожники, говорят? — спросил Вася, как только вслед за Анчаром и Герой перебрался за линию вагонов где, столпившись, стояли рабочие с винтовками.
— С Казанки мы, а вы откуда?
— С Виндавки, — Вася оглядел собравшихся. — Меня Василий Ферапонтыч зовут, это Иван Василич Сажин, — показал он на пожилого бородатого железнодорожника, который с привычной ловкостью пролез под вагоном, — а вон с ломом в руках — это Вестик, то бишь тормоз Вестингауза.
— Это ж Сеня! — узнал кто-то Вестика. — Сень, ты чего тут делаешь?
— Так я это, это, — задумался Вестик, не выпуская лома из рук в варежках. — Я на Виндавском теперь работаю, вот.
— Он у нас в мастерских подмастерьем был полтора года, — объявил один из казанцев. — Мы думали, он спился давно на Хитровке.
— Не, не, — замотал головой Вестик. — Я теперь не, не! Вообще! Я носильщик теперь, вот!
— А вы чего, из мастерских? — спросил дядя Сажин: — Как вас звать-то хоть? Может, я о ком слышал?
— Из мастерских… — ответил рабочий в шинели. — Я Никанор, это вон Тимошка, Даня, Борька, Филипп, а это вон Андрей, кличка Гренадёр.
— Сегодня с гренадёрами весь день война идёт, — заметил Вася.
— И не гренадёр я никакой, — откликнулся Андрей — пышноусый парень в полушубке, с электрическим фонариком в руках. — Так, приклеилось…
— А что, с Николаевки никого нет здесь? — оглядел коллег дядя Сажин.
— Не, никого, — ответил Никанор, рабочий в шинели, а Даня, молодой румяный парень в лёгком пальтишке и мохнатой, ворсинками наружу, женской шали на плечах, сплюнув, добавил: — Самый подлый народ эти николаевцы. В октябре до последнего не бастовали, сейчас… одно слово: штейкбрехеры рабочего дела!
Все помолчали.
— И вот ещё один наш товарищ, я не представил, — нарушил молчание Никанор и кивнул на стоявшего в сторонке здоровяка-матроса. — Мартын. Это товарищ с Дальнего Востока.
— Из Смоленска я, — ворчливо произнёс Мартын. — Домой из плена ехал.
— Чё, с Порт-Артура? — с интересом спросил Вася.
— С Цусимы… — с оттяжечкой, с какой-то горькой гордостью ответил Мартын.
— А это богатство у вас тут откуда? — спросил дядя Сажин, указывая на винтовки в руках и за плечами казанцев.
— Винтовки, что ль? — легко спросил Гренадёр. — Вот уж чего-чего, а этого добра у нас хватает. Людей мало, а оружия завались. Эшелон с солдатами в Перово разоружили.
— И чё, просто так отдали? — не поверил Вася.
— А чего им не отдать? — пожал плечами Гренадёр. — Они все навоевались, им эти винтовки уже видеть тошно.
— А пушкой с пулемётом вы случаем от них не разжились? — то ли в шутку, то ли всерьёз поинтересовался Вася.
— Не, этого нет… — ответил Гренадёр.
В это время через сцепку, придерживаясь за железную лесенку за задней стенке вагона, перебрался Балакин и бережно принял бомбу от полезшего следом за ним Зефирова. Чибисов пролез под вагоном.
— Вон, видите? — с гордостью показал Вася на жестяной цилиндр в руках Балакина, когда с представлениями новоприбывших было покончено. — У нас тоже есть чем похвастаться: вон, наш студент бомбу смастачил! Уронит если: ой, мама, всех в капусту!
Оставалось только удивляться, с какой лёгкостью этот полубандит начал считать себя частью революционной дружины: уже и о бомбе он говорил с гордостью, и о Зефирове, которого знал от силы час, — покровительственно, как о «нашем студенте».
— Динамит, что ль? — заинтересовался Мартын.
— Ага, динамит, — бодрым, но дрожащим от холода голосом отозвался Зефиров, приплясывая на месте, с интересом оглядывая всех. — И взрыватель ударного действия.
— Военный, что ли?
— Не, — махнул рукой Зефиров с таким видом, мол «скажешь тоже». — Самопальный.
— Какой там военный! — сказал Вася. — Это вы там на Казанке эшелонами военное добро гребёте! У нас вон! — достал он из кармана полицейский наган на оборванном шнуре, показал: — Городового кокнули, наган сняли: тем и воюем.
— И чего, как воюете? — спросил кто-то.
— Хвастаться нечем, — признал Вася. — По большей части сидим, пердим. Но линию остановленной держим, и то хлеб.
— А чего у вас там в городе-то происходит? — спросил Гренадёр. — Мы там сидим на вокзале как в лесу: где-то стреляют, пушки лупят, а мы ни сном, ни духом. Пройти в центр не можем: на Каланчёвской заслоны. Посылали гонца — не вернулся. Только вот, как стемнело, и выбрались в обход пути испортить, да вон, — махнул он рукой в сторону тёмного здания локомотивного сарая, — в засаду угодили. Двоих наших убили, троих ранили: назад на вокзал потащили их. А мы вот дальше идём.
Анчар и Гера припомнили: действительно, некоторое время назад, когда они в кружок стояли у пристанционных хибар, обсуждая, что делать дальше, со стороны локомотивного депо действительно слышалась винтовочная пальба.