Появление учительницы стало для Вари вестником надежды и глотком свежего воздуха. Последние полгода были тяжелы для гимназистки, особенно по причине напряженных отношений с однокашницами.
В действительности ли раньше было меньше зависти и злопыхательства или девушка в силу своей наивности и неопытности не замечала косых взглядов? А может это тошное, злое подспудно тлело, лишь изредка прорываясь детскими стычками, зрело, скрываемое давящим этикетом и суровыми преподавательницами, и вот только сейчас, вызрев и налившись ядом, вскрылось, как омерзительный зловонный гнойник?
Варя много думала об этом. Да что там, она думала об этом не переставая. Травля одноклассниц превратилась в навязчивую идефикс, справляться с которой было невозможно, а поделиться - постыдно.
"За что? Что я такого сделала? Почему?" - глотая слёзы, девушка вновь и вновь задавалась вопросами, гоняя их по кругу, но ответов не было.
Она ничем не виновата. Она была неизменно приветлива и ровна с гимназистками, даже более того, она старалась выказать дружелюбие и покровительство тем, кто был из семей победнее и попроще. И чем же отблагодарили ее за всю доброту? Подлыми уколами, шепотками, ехидными насмешками, а после и открытыми оскорблениями.
Варя поняла, что мир может быть подлым. Это был очень жестокий урок, который она выучивала с трудом.
Пыталась вначале наладить отношения, задобрить Ребровскую подношением заморской безделушки, но все обернулось только хуже. Зинаида подколодная лишь обсмеяла Варю, при этом не погнушавшись принять презент с презрительной миной.
А потом началась гнуснейшая постыдная история с однофамильцем фотографом и, что было ужаснее всего, с трепанием имени её, Вариной, матери. Обиднейше было и то, что Варе нечего, совсем нечего было ответить! Со слезами в голосе она бросала своим врагам в лицо ту маленькую правду, в которую верила - что мать ее была великой актрисой, трагически погибшей в родах - а в ответ получала лишь новую порцию яда.
Сперва Варя решилась запереться в стоическом молчании, презирая гонительниц и затыкая пальцами уши. Но новые умелые издевательства каждый раз выводили ее из себя.
Злополучную фотографию девушка изорвала в клочки, ворвалась в класс и швырнула при всех в лицо главной мучительнице. Ребровская лишь надменно приподняла изогнутую бровь, и, усмехаясь, заявила, дескать, чего еще ожидать от столь подозрительной особы сомнительного происхождения. Переполненная бессилием и гневом, Варя плюнула Зинаиде прямо в бесстыжие глаза, попав, правда, всего лишь на блузку, и выкрикнула тысячу разных гадостей. Еще быть чуть - и они вцепились бы друг другу в волосы, причем Варя, конечно, было бы жестоко избита и опозорена еще сильнее, но безобразную сцену, по счастью, прервала Елена Кардовна Лундстрём, зашедшая в класс.
Скандал прекратился, все рассыпались по местам, но Елена после отозвала рыдающую Варю, завела к себе, отпоила чаем и через отнекивания вызнала большую часть истории.
Вероятно, она донесла директрисе, а та связалась с родителями гимназисток - ведь правление не могло себе позволить, чтобы одну из полезных учениц, чей отец щедро жертвует в попечительский фонд, впутали в в скандал.
Так или иначе, но открытых выходок стало меньше, остались по большей части шепотки и гнетущее молчание, встречавшее Варю в классе вместо приветствия.
Варя огрызалась, замыкалась в себе и часто вместо урока сидела, уставившись пустым взглядом в парту, за что получала замечания в невнимательности и новую порцию хихиканья. Успеваемость стала снижаться, и Варя совсем было скатилась в худшие ученицы, но чудесная Елена Карловна, с которой установились доверительные отношения, призвала Дмитриеву к себе и задала ей трепку, сыграв на семейной гордости и репутации отца.
Воспряв несколько духом, Варя решилась доказать, что она - лучше и умнее всех, и стала грызь гранит науки тем яростней, чем сильней душила ее обида и несправедливость.
И вот так кстати явилась Гертруда Эдуардовна, как источник знаний, глоток свежего воздуха и современная самостоятельная женщина, достойная всяческого уважения.
Варя, разумеется, в нее немедленно влюбилась, стала пытаться неумело подражать, подхватывать у ней словечки и манеры.
Получалось пока не очень хорошо, особенно имя учительницы с этими спотыкающими раскатистыми р-р-р во французском вызывало затруднения, но девушка не сдавалась.
В кои-то веки у нее появилась взрослая подруга! То есть, Варя верила, что Гертруда таковой станет, а пока изо всех сил стремилась угодить учительнице, буквально заглядывая ей в рот.
И чем больше Варя восхищалась Гертрудой, тем сложней было не теряться и не алеть ушами, подыскивая ответ на каверзные вопросы.
Сегодняшний вопрос был как раз таким - правильный ответ в книжке не прочтешь, не заучишь, а в рассуждениях и риторике Варя никогда не была сильна.
Поколебавшись, она начала на английском, заикаясь, путая слова, вставляя лишние артикли и выстраивая предложения попроще:
- War cannot be good. She... it is terrible and scares to me... scares me. People die, soldiers die, entire families suffer. It’s terrible that the guns ruin the factories and the shipyards. It’s awful when they shoot at wives and the childs... childrens to ... - тут Варя сбилась, забыла слова и, краснея, перешла на русский. - ... чтобы заставить мужчин покориться. Война внутри страны хуже всего. Страшные вещи рассказывают, как жандармы и городовые добивали раненых рабочих и творили непотребства. Как так можно! Это же наша страна, наши рабочие, о них надо печься и заботиться, чтобы им хорошо жилось!
Варя вошла в азарт, увлеклась, но сделала паузу, взглянув на Гертруду. Ей было важно увидеть - как та реагирует. Не щурит ли недовольно глаз, не поджимает ли сурово губы.