Первый восторг сменялся унынием по мере того как таяла надежда на хоть какое-то потепление во взаимоотношениях с Душаном. Казалось бы, подсказывал здравый смысл, что тебе до него? Вместе приехали, вместе дело сделаете и разбежитесь по разным концам жизни. Вот и Александр Федорович бывало говорил, что "в верхах" все друг с другом грызутся, иногда чуть не в открытую изменниками друг друга называют, а работают, потому что так надо, для общего дела.
А все-таки чувствовал Левин, что этак дело совсем не пойдет. Как многие взрослые, не вполне поборовшие демонов своей детской, он порой вспоминал годы в гимназии, то, как старался заслужить одобрение учителей. Так и здесь, совершенно необъяснимое отторжение, с первой минуты начавшееся у Володи с "преподавателем по террору" тяготило его и без того весьма нетвердую самооценку, побуждая искать не то причины, не то следствия, не то просто пойти и застрелиться. Что хуже всего, агрессия рождает ответную агрессию, к сказаным словам прибавлялись несказанные, рождая что-то совсем уж несказанное, психологически необъяснимое, когда звериная часть, "молодой волк" норовит вцепиться "старому волку" в горло, завоевывав свое право на уважение, а часть человеческая, напротив, лелеет иллюзию что все проблемы можно решить просто поговорив.
Одно Левин знал точно - в его картине мира ВСЕ возникающие проблемы следовало решать чем быстрее тем лучше. Они с Душаном непременно должны стать друзьями или врагами, но ничего между, равнодушия инфантильная и невротическая натура химика пережить не могла.
Весь путь до конспиративной квартиры, Владимир Осипович обдумывал, как бы ему подступиться к товарищу, не выставив себя при этом полнейшим идиотом, но и не оставив тому путей к отступлению. "Я знаю что Вам не нравлюсь, но мы с Вами оба верим в один идеал..." - Чушь. Во-первых, первая часть явно содержит претензию, а во-вторых, вторая часть выставит сущим ребенком. Нужно как-нибудь потеррористичнее что ли: "Товарищ, раз уж я отдаю за Вас жизнь, то мне хочется быть уверенным, что это работает в обе стороны" - Снова чушь. Романтика какая-то. Как будто они герои книжек мсье Дюма. Да и от претензии следует избавляться. А казалось бы что проще: "Вы симпатичны мне, но я кажется несимпатичен Вам и нам стоит с этим что-то сделать"
Да только вот даже такое предельно ясное изложение сути проблемы не закрывало для Душана возможность сказать простое: "Нет, я так не думаю". И что поделаешь с этими террористами? Снова, снова терзает душу этот обывательский, тщетный страх: "Скажешь что-то не так - вынет Душан нож и убьет тебя, потому что он не человек, а террорист, души у него нет".
Может именно в страхе и дело? В чувстве, что новый "брат" тебя не любит, а терпит? Что не полезет Душан Евтич за Владимира Осиповича ни в огонь, ни в воду, а супротив того, едва отпадет в химике нужда - подтолкнет лишний хвост? Меж дачных деревьев стоял призрак Нечаева и грозил тощим пальцем...
А ведь Нечаев приехал в Россию с непосредственной рекомендацией от Бакунина. А что знал Левин о своем новом друге, кроме того, что тот можно сказать матерый? Хуже того, тот кажется его не любит... Опасно. Очень опасно.
"Душан, скажи честно, а если дела пойдут не очень - ты меня вытащишь?"
Хотел спросить Володя, когда товарищ сообщил ему, что разместится на кровати.
Черт.
Равнодушно прошелся химик по даче, все осмотрел и потрогал, мысли его витали совсем в иной плоскости и тем важнее было казаться предельно занятым. "Нужно что-то решать, нужно что-то решать" - А только как решать, когда проблему кроме тебя никто не видит? Это даже не декабристы. Те вместе сражались и вместе пошли в Сибирь, потом всю жизнь поддерживали друг друга, письмами обменивались.
А кто напишет в Сибирь Владимиру Левину?
Холодный и склизкий шар собрался под ребрами, пустив волну озноба по телу.
Одиночество.
Болезнь от которой умирают, но которую не лечат врачи.
- Душан, я...
Но старший эсер уже ушел спать. Левин последовал его примеру, и были сны его унылы и безрадостны, до отвала наполненные безжалостными красавицами, безжалостными террористами и должно быть антисемитами. "Это был кошмар" - Помнится подумал Володя, просыпаясь.
Но ничего не изменилось.
- Владимир или просто "Ленский".
Поздоровался он за руку с "Шимозой".
- И верно. Вы резко ответили мне, схватили эсдеповскую листовку на виду у всех, а потом бросились смотреть на погром чуть не между казаками. Это было очень храбро с вашей стороны, я бы не рискнул - еще попаду в списки подозрительных! Видите, Душан, как мал Нижний.
Действительно, Георгий вел себя крайне неосторожно, и пожалуй, работать с ним в одной связке Левину бы не хотелось. А впрочем с кем ему вообще хотелось работать в одной связке? Душан кажется возненавидел Володю с первой минуты (если переспать с проблемой - она станет больше), Георгий вел себя при покушении так, будто всю жизнь мечтал попасть в тюрьму... Одна барышня вроде милая, но и здесь казус - женщины любят сильных и не любят евреев, а на фоне пары матерых террористов представителю самого угнетенного из народов показаться сильным представлялось задачей непосильной.
Вот и молчал Володя, молчал с тяжелым сердцем. "Я лишний среди этих людей" - Думалось ему - "Лишний потому, что я хочу умереть, потому что этот мир создан не для меня, а они принимают существование за жизнь, потому что ощущают общность друг с другом".