Усевшись на телегу и взявшись правит лошадьми, Мэри начала рассказ. Как сказку притчу.
-Ты пока отдыхай Эрка. Да сказку слушай. Можешь еще в сене пошубуршать. Может и из еды что сотвориться.
-В незапамятные времена, когда люди еще не отваживались выходить в море и добывали только речную рыбу, Рим был скромной прибрежной деревушкой, совсем обычной и незначительной. Но люди, населявшие ее, не были ни обычными, ни незначительными. Река одаривала их рыбой, реку они называли другом, но море – море было их врагом, наглым, насмешливым и непокорным. Бывшие кочевники, давным-давно осевшие у речного устья, они жаждали завоевать море, как когда-то завоевали его берега, как подчинили себе реку. И после долгих и безуспешных усилий им это наконец удалось. Жители Рима не первыми вышли в море, но первыми стали промышлять невиданную прежде рыбу, первыми стали торговать ею. Бывшие до них возили товары, что давала земля. И то что отнимали у тех, кто жил на берегу. А римляне повезли по морю не только плоды земли, но и дары моря. Огромные бочки с живой рыбой отправлялись и в глубь материка по реке и в другие страны. Потом Рим начал расти. И воевать. И расширяться. И те кто раньше покупал товары Рима, становились его вассалами. Но и свежея рыба и свежий воин и гонец с приказом хороши только по хорошей дороге. Римляни берегли и холили свои дороги, как степняк-кочевник холит и лелеет любимого скакуна. За умышленную порчу дороги в Риме полагалась смертная казнь, за неумышленную – пожизненные каторжные работы по ремонту дорог. Те кто правил Римом, будь то консулы или цезари, свою власть подтверждали строительством новой дороги. Ведь если при тебе построили дорогу- империя при тебе выросла. Тебя будут помнить.
Отношение римлян к своим дорогам было известно всем. Оно вошло в пословицы. “Возится, как римский солдат с дорогой”, “В Риме чаще дорогу мостят, чем досыта едят”, "Все дороги ведут в Рим" и прочее, прочее, прочее. Пословица насчет частоты дорожных работ, кстати, отнюдь не была преувеличением: с точки зрения обычных горожан, римляни и впрямь ели не досыта. Несмотря на свое неимоверное богатство, оседлые потомки воинов-кочевников сохранили привычку к умеренности в еде. Ведь в любой момент, каждый гражданин Рима мог быть призван на службу своему народу. Они сделали уступку качеству пищи – деликатесы римской кухни славились повсеместно, – но не ее количеству. Питались в Риме очень разнообразно, очень вкусно, очень изысканно. Не всякий чужеземец смог бы прожить в Риме и не быть прозванным обжорой. Но нас с тобой сейчас интересуют не римские яства ибо именно отказ от умеренности и сгубил империею, а то как делались ее дороги.
Нас бы с тобой на строительство дорог не пустили. Не женское это дело. Но многие граждане Рима, а тем более его солдаты в мирное время занимались именно работами по строительству дорог. Работа эта была тяжелая, и заслужить уважение на ней - дело не легкое. Труд воина легким не назовешь, но ежедневные, даже и изнурительные тренировки – одно дело, а тяжелая работа от восхода и до заката – совсем другое. Слишком велика была награда за исправное ведение дорожных работ, слишком сурово наказание за нерадивость.
Требовалось раздробить камень из известняковых каменоломен. Он ляжет сверху. Утрамбованные в мягкий речной песок заботливыми руками трамбовщиков. А песок ляжет на мелкий щебень. Что будет положен на ровную глиняную подложку дороги. Много работы . Много людей трудиться. И закончить нужно ровно в срок. Несколько дней работы, ради одной стадии .
Но когда тени деревьев потеряют четкость очертаний, расплываясь в еще легких, невесомо-прозрачных сумерках, все напрягутся, вздохнут, повскакивают на ноги и выстроятся вдоль дороги. Сначала строители услышат тяжелый дробный звон, словно пьяные колокола пошли вприскачку. Следом за звоном из-за поворота вылетит тяжелая боевая конница. Не успеет затихнуть гул подкованных копыт, как дорогу сотрясет свинцовый гул. Он стелиться вдоль земли, и кажется, не по дороге, а по самому этому гулу с икающим грохотом мчатся боевые колесницы. За колесницами идут несколько человек. Они то и дело нагибаются к дороге, а один так и ползет на карачках.
Снова раздаться дробный рокот, на сей раз мягкий и нестройный. Ему вторил многоголосый мальчишеский визг. На дороге вновь появились кони – на сей раз неоседланные. На передних конях, пригнувшись к самой холке, сидели мальчишки-пастухи и молотили пятками бока своих скакунов, отчаянно вопя и завывая, размахивая в воздухе пастушескими бичами и просто длинными ветками.
После звона подков, грохота колесниц и стука копыт некованых коней топот сотни босых ног кажется особенно тихим. До смешного тихим – словно лягушки шлепают по мокрой траве. Молодые воины и мальчишки-ученики бегут медленно. Лица их были суровы и сосредоточенны, словно у дорожной развилки их ждал если и не смертный бой, то уж серьезная выволочка от начальства – несомненно.
Там за поворотом их ждут суровые наставники. Сейчас им только ноги и копыта осмотрят, тогда строителям все и скажут.
Зачем нужны были на дороге вольные табунные кони, чьи копыта не знали подков и ступали лишь по мягкой луговой траве; понял, зачем бежали босиком воины? Если тяжелая конница с колесницами испытывала дорогу на прочность, то бегуны и вольные кони проверяли качество дороги: не собьются ли копыта, не поранит ли бегун босые ноги?
И если проверяющие не найдут ни одного изъяна, то дорога будет признана имперской. И жители что ее строили удостоятся почестей. В том числе и дома у той дороги. А доведется на той дороге работать пришлому, то он и гражданство получить.
Любили Римляне свои дороги. Тянули в разные концы своей империи. Империи уж нет. Погибла под копытами молодых варваров. Сгинула в огне смертных грехов. А дороги все так и живут. И идущие по ним помнят о том, кто их строил. Время, известняк и речной песок сделали их дорогами из желтого кирпича.