– Визу просрочила, – спокойно ответила секретарша на вопрос Ники, разглядывая задумчиво свой маникюр. – За дикими в Городе кто угод...
Она не договорила. Сначала помешала Элва, потом хлопнувший следом дверью казак. Как-то отреагировать опешившая блондинка просто не успела, Ника схватила её за руку и потащила вниз. Тут уж получалось думать только о том, чтобы ногу на высоченных каблуках не подвернуть. Инга не вырывалась, то ли ошарашена была напором и стремительным развитием событий, то ли укоренившаяся уже привычка подчиняться командам инстинктивно заставила повиноваться приказу. Только когда они оказались на улице, где постепенно собрались и почти все остальные соискатели (не доставало лишь Тиберия), и Вероника задымила сигаретой, девушка, отдышавшись, снова открыла рот. Но смотрела она при этом вовсе не на Нику, а на сотника. Смотрела со смесью страха, зависти и восхищения.
– Ну ты даёшь, дядька! – наконец, покачала она головой. – Вот повезло-то шефу на халяву, если сработало.
Ещё раз взвизгнула дверь, выплюнув из себя римлянина. Лицо у него было несколько обескураженное. Потолкавшись в столовой, старый воин так и не решился отведать местных кушаний. Брезглив Тиберий не был, в походах приходилось и не таким перебиваться, но уж слишком само место было странное, да и столоваться с рабами гордый прокуратор не пожелал. Те не обратили на вновь прибывшего никакого внимания. Казалось, кроме поглощения пищи, их ничего не занимало. Люди даже не разговаривали почти. За то время, что римлянин ходил между столиками и присматривался к подносам, только раз какая-то потрепанная карга из очереди кинула на него плотоядный взгляд, впрочем тут же равнодушно отвернулась, пробормотав:
– С визою оне, зубом оне не цыкают...
– Сдурела? – Не оборачиваясь поинтересовался её сосед. – С визой, конечно. Откуда здесь дикари? Сами в руки прибегут, ага. Совсем с ума выжила.
На этом беседа и заглохла, больше к Тиберию никто интереса не проявлял, словно был римлянин невидимкой. Он понаблюдал ещё, как отходят люди от диковинной машины с полными подносами и начинают жрать. Именно жрать, самозабвенно, нисколько не заботясь о манерах и ни на что не отвлекаясь. Хорошо хоть не руками орудуют. Чем-то напоминали они начальника Ивана Иваныча, поглощающего бумагу. Говорить с такими – гиблое дело и недостойное, поэтому, постояв ещё немного, прокуратор отправился искать своих и успел как раз к общему сбору.
============
настроение ссылкаВ покинутом кабинете тем временем разгорался оставленный Богданом в книге трут. Сначала осторожно, недоверчиво лизало новорожденное пламя серые, пыльные страницы, потом осмелело, окрепло, полыхнуло светло и ярко. И сама книга преобразилась: мятые, пожелтевшие листы словно налились красками такими яркими, что аж больно сделалось глазам. Упав на пол, том раскрылся на том самом месте, в которое засунул сотник розжиг, столб огня ударил со страниц в воздух.
– Гори - гори, ясно демовская книгарня... Гори и ты сыч проклятый, и хозяин твой пускай горит, – требовательно полыхнуло эхо ушедших слов, и пламя объяло неподвижно сидящую на столе сову.
На птицу странный огонь произвел то же действие, что и на книгу: она словно стала ярче, живее, перестав напоминать чучело, радостно взмахнула крыльями. Выпавший из переплета червяк ударился о землю (то есть на самом деле он должен был бы удариться о потертый множеством стульев и ног паркетный пол кабинета, но положено о землю – значит о землю; если мы не будем соблюдать правила, товарищи, это же бардак начнётся). Ударился червяк, значит, оземь и оборотился Иван Иванычем – достойным начальником неизвестно чего. Только и его пухлое тело в не менее достойном костюме тронул огонь. Что-то изменилось на обрюзгшем лице бюрократа, какое-то странное выражение появилось в глазах, какая-то искра проскочила, что-то, не побоюсь этого слова, человеческое. Или только показалось? Сова зачарованно смотрела на своего шефа желтыми глазами, с надеждой смотрела.
– Ну же, – умоляюще сказала она без малейшего акцента. Будь здесь Элва и Руукх – безмерно удивились бы такой перемене. – Ну же, пойдем. Вспомни.
Лицо начальника напряглось, лоб наморщился, какая-то мысль бродила в одиночестве там, внутри черепной коробки, бродила, не находя выхода наружу. Давным-давно заколочен был крест-накрест выход.
–
Уходя, оставлю свет*
В комнатушке обветшалой,
Невзирая на запрет
Правил противопожарных.Птица, читающая стихи, – то ещё зрелище. Сова читала нараспев, совсем не так, как давеча давился словами Иван Иваныч. Читала тихо, печально, требовательно смотря в пустые глаза собеседника, в которых медленно разгоралось узнавание.
– У любви гарантий нет... - пробормотал Иван Иваныч дрогнувшим голосом.
Какие-то мгновения его лицо текло и менялось, озаряемое огнём, что-то новое, незнакомое, или напротив, старое и давно позабытое, проступало на нём, словно смывали верхний слой с холста, где поверх одной картины была нарисована новая. Но вот Иван Иваныч недовольно качнул головой, поджал губы. Огонь, разожжённый нечаянным колдовством, не выдержав столкновения с ветром бюрократии, погас. На лице начальника снова появилось всегдашнее важно-брюзгливое выражение.
– Безобразие! – возмущённо погрозил он сове кулаком. – Бардак! Вы ответите! Я приму меры. Инга! – он привычно потянулся к телефонной трубке.
Птица несколько секунд смотрела на него неподвижно, из жёлтого, круглого глаза скатилась слеза, хотя это и противоречило правилам и законам физики, ведь совы не плачут. Взмахнув крыльями, она влетела прямо внутрь горящей книги, на миг пламя полыхнуло ещё ярче и погасло, не оставив после себя ни книги, ни птицы, ни пепла. *
У любви гарантий нет —
Это очень скверно, братцы,
Но, уходя, оставьте свет
В тех, с кем выпадет расстаться!Иван Иваныч остался один. Он смотрел на молчащий телефон несколько обескураженно. В приёмной секретарши тоже не было.
– Выговор! Строгий с занесением! – бесновался чиновник.
==========
– Вот повезло-то шефу на халяву, если сработало, – тем временем внизу говорила Богдану секретарша. И, тут же со вздохом добавила, глядя на руку казака, – Нет, не сработало.
Та самая пресловутая виза, что украшала ладони Богдана и всех его спутников, исчезла. Соискатели не могли знать, что в этот самый миг разъярённый бюрократ гневно жуёт украшенную печатью бумагу с их визой, но эффект почувствовали сразу. Мир словно стал более размытым, неопределённым.
– Зря вы это, – в голосе Инги теперь звучал страх. – Любой, кто застанет вас в Городе без визы, может поймать и обменять. На свою свободу.
В её глазах неожиданно что-то вспыхнуло, хищное. И тут же погасло.
– Я вас не трону. Чёрт с ним, не хочу так. Бегите. Прячьтесь.
Но они не успели. Недавние знакомцы Тиберия, бессловесные рабы из столовой, видимо почувствовали запах добычи рядом. Дверь жалобно взвизгнула, целая толпа – человек двадцать вывалилась наружу. Некоторые ещё сжимали в руках ложки. Алчное возбуждение горело в глубине их глаз, руки тянулись к соискателям.
– Дикари! Дикари! – неслось отовсюду.
Инга сурово поджала губы, становясь между толпой и группой. Сейчас она весьма напоминала себя-прежнюю – надменную стерву из приёмной. И голос был под стать.
– Вы с ума сошли, товарищи? Что это за несанкционированный митинг? Я сопровождаю пойманную группу к товарищу Бесхребетному, вы мешаете работать. Сейчас же разойдись. Кто позволил здесь разгуливать в рабочее время?
Её тон на какое-то время остановил людей, те инстинктивно попятились, привычно подчиняясь напору. Но видимо, что-то всё же Инга говорила неправильно, на лицах начало проступать сомнение, и расходиться толпа не спешила, переминалась в растерянности. Но по крайней мере какая-то фора, пока противники не опомнились, у соискателей появилась.
Жаль, что неизбежна смерть,
Но возможна сатисфакция:
Уходя оставить свет —
Это больше, чем остаться.