С трудом преодолевая брезгливость, Гера взял человека за ногу и потянул на себя, чтобы вытащить несчастного для начала на тротуар. Тряпки тут же начали разматываться, и в нос потомственному аристократу ударил резкий запах немытого тела, мочи и гнилых зубов. Человек оказался тяжелым. Возможно, причиной тому явилось огромное количество тряпья, рванины и ветоши, в которые был замотан неизвестный.
Тело не сопротивлялось. Оно молча и покорно позволило вытащить себя на тротуар, а затем лишь отягощало и без того непростой путь Скуратова до подъезда, сил которого хватило лишь для того, чтобы волоком тащить несчастного. Благо по мягкой подушке снега доволочь человека оказалось не так уж и сложно. По крайней мере Гера был спокоен за голову пострадавшего.
Пологие спуски для инвалидов и колясок конечно же не было, но лестницу к подъезду замело так, что можно было не опасаться за голову человека. Наверное. Оценив еще раз свои силы, Скуратов пришел к выводу, что никак иначе, кроме как за ноги, втащить бомжа в подъезд ему не удастся. Да и, чего уж греха таить, прижимать к любимому черному пальто вонючие тряпки совершенно не хотелось. И Скуратов из последних сил поволок тело вверх. Ноги с трудом нащупывали ступеньки, а ветер норовил сдуть Геру с нелегкой ношей в сторону. Но медленно и неотвратимо потомственный аристократ добрался до спасительной двери, приложил магнитный ключ и
...
Ничего.
Ещё раз. Ещё. И ещё.
Все.
Безрезультатно.
Замок замерз.
Георгий начал дышать на ключ так, как в детстве он дышал на стекло, чтобы оно запотело.
Раз, другой, третий.
Ничего.
Плюнул на магнитный ключ.
Растер его об покрывшуюся коркой льда щеку.
Приложил к замку.
Пи-Пи-Пи...
Наконец, спасительное укрытие распахнуло двери.
По крайней мере так казалось на первый взгляд.
Одной рукой Скуратов рванул дверь на себя, но ему открылась лишь узкая щель, через которую всем нутром он почувствовал тепло, увидел тонкую манящую полоску света впереди. Снега навалило столько, что он мешал распахнуть двери. Судорожно Георгий начал ногами раскидывать сугробы, попеременно дергая ручку створи, и, в какой-то момент, щель оказалась достаточно широкой, чтобы через нее можно было пройти. Скуратов уже не думал о своей ноше. Он с трудом протиснулся в спасительный подъезд и лишь затем двумя руками втащил за собой тело.
Оба были в снегу с ног до головы. И этот снег стремительно начинал таять. Это Георгий ощутил всем телом. С шапки за шиворот начал капать талый снег, а перчатки увлажнились до такой степени, что их можно было выжимать. И, казалось бы, все. Можно было идти домой, мыть руки, сушить вещи и стирать перчатки, но что-то остановило потомственного аристократа, а ныне охранника в магазине парфюмерии. Он посмотрел вниз. Что он хотел увидеть в лежащем без сознания отбросе общества? Безмерную благодарность? Любовь? Теплоту во взгляде? Возможно, он хотел увидеть хоть какие-то эмоции, чтобы понимать, что дело его не было напрасным. Что оно оценено, но... Человек был одет в изодранный овчинный тулуп, а лицо было замотано махровыми тряпками так, что видна была только узкая полоска с глазами. И вдруг эти глаза открылись. Красные, с потрескавшимися сосудами, слезящиеся глаза уставились прямо на Георгия. И в этот самый момент откуда-то изнутри, гулко и хрипя раздался голос: "Слы-ы-ышь, мужи-и-ик. Да-а-ай сотню на буты-ы-ылку..."