Просмотр сообщения в игре «Red Hammer 1990»

У каждого человека есть свои слабости и фобии. В случае Веры это были самолёты — летать она боялась до ужаса. А по долгу службы приходилось, причём довольно часто. Всякий раз, как только она заходила в салон, вдыхала этот особенный, ни с чем не сравнимый запах предстоящего полёта, её одолевало беспричинное, казалось бы, беспокойство. Да, статистика, дама упрямая, утверждала, что летать в 200 с лишним раз безопаснее, нежели передвигаться на автомобиле. Однако логика здесь помогала мало — Вера всё равно боялась. Уж ей ли было не знать, что нельзя недооценивать силу бессознательного, этого колодца, на дно которого оседают все наши страхи, чтобы в один прекрасный день всплыть на поверхность.

Разумеется, признаться в своей аэрофобии кому-либо Вера не могла — не поймут да ещё и велик шанс, что засмеют дурёху. Излишне говорить, что в ведомстве не делали скидок на пол сотрудников. Если уж пришла служить — изволь забыть, что ты женщина: нормативы будь добра сдавать наравне со всеми, стрельбы, физподготовку и иже с ними — аналогично.

Краткий вводный курс в учебке. «Что? Это почему это ты сегодня не можешь? Особенности женской физиологии? Так и запишем: симулянтка. А может, лучше сразу поставить вопрос о твоей профнепригодности?». Больше Вера не спорила, ибо бесполезно.

А уж если ты мозгоправ и доктор в одном лице, какие тут вообще могут быть жалобы и страхи? Психолог, не умеющий справляться со стрессом, — это как сапожник без сапог. Крайне непрофессионально и лишь вызвало бы ненужные вопросы по отношению к ней самой. Как говорится, врач — помоги себе сам! Вот Вера и искала способы снятия стресса, разрешённые (и не очень) в советском государстве.

А снимать было что: контингент, с которым приходилось работать, хорошими манерами, дружелюбием и праведностью жизни не отличался. В первые месяцы потребовалось много работы над собой, уйма сил и времени, чтобы научиться вживаться в самые различные роли и при этом не потерять саму себя, свою собственную личность… Что, Вера, хотела в своё время поступать в театральное? Твоё желание исполнено! Получите, распишитесь, что называется, театр одного актёра. Кто же знал, что актёрское мастерство придётся демонстрировать в подчас экстремальных, без преувеличения, ситуациях… У жизни бывает своеобразный юмор. И за два неполных года службы в «Ледорубе» Вера насмотрелась всякого, впору было садиться приключенческие романы писать.

Эх, а ведь не заметь её тогда службисты, сидела бы она сейчас в каком-нибудь НИИ, настраивала аппаратуру, проводила замеры, оформляла результаты исследований в научные статьи да докторскую диссертацию потихоньку сочиняла. Но судьба распорядилась иначе: Родина призвала — говори «яволь!» и молча исполняй. Ни семьи тебе нормальной, ни стабильности, ни уверенности в будущем. Впереди — сплошная неизвестность и неопределённость даже в таком базовом вопросе как «буду ли я жива завтра?».

Да, первые месяцы были самыми тяжёлыми. У Веры даже выработался механизм психологической компенсации, который иногда и её саму раздражал, — ироничность, порой переходящая в откровенный сарказм. Но даже он не всегда помогал. Это были поистине месяцы безысходности. Пока не случилась командировка на восток нашей великой и необъятной страны. Алтай, Новосибирск, Иркутск… Там-то Вера и встретила одного буддиста-бурята. От этого человека веяло таким непоколебимым спокойствием и абсолютной невозмутимостью, что она невольно заинтересовалась. Абида — а именно так звали Вериного нового знакомого — в жизни был обычным человеком рабочей профессии, но духовным наставником оказался неплохим: их беседы оказались более чем продуктивными, и новоиспечённый «учитель» охотно передавал девушке то, что узнал сам от своих отца и деда.

В ведомстве об увлечении Веры, вскоре оформившемся в убеждения, конечно, знали, но смотрели на него сквозь пальцы. Ну сидит она иногда перед ответственной операцией по паре-тройке часов в «лотосе» (или как там у них это называется?), повторяет по кругу тарабарщину какую-то и дышит как-то по-особенному — ну и пускай себе. Это и религией-то в полном смысле слова не назовёшь, так, причуды бабские. А если перевести на язык материализма — способ самовнушения. Главное, чтобы возложенную на неё миссию не завалила, а уж как она этого будет достигать… Иными словами, с начальством девушка договорилась.

***
Закинув чемодан и рюкзак на багажную полку, первым делом Вера залезла в закрома бортпроводников и была приятно удивлена обнаружить там плед. Теперь полёт обещал быть чуточку комфортнее. О, да тут и кофемашина имеется и даже сладости! Как говаривали наши бабушки, жившие ещё при царском режиме и каждое воскресенье исправно посещавшие церковь, Бог троицу любит. И слабостей у Веры действительно было три. Однако мы, пожалуй, благоразумно умолчим о третьей, сказав лишь, что второй было сладкое.

И сейчас, сняв обувь и расположившись поудобнее на трёх пассажирских креслах и накрывшись пледом, Вера почти что наслаждалась перелётом, от души заедая шоколадными батончиками фабрики «Рот Фронт» стресс от особо противных воздушных ям, при которых сердце так и норовило бухнуться куда-то в область желудка, а то и двенадцатиперстной кишки. Однако порой она всё же подскакивала, судорожно вцепляясь в сиденье и пытаясь найти потерянное равновесие. Хорошо хоть в самолёте имелись столики, так что хотя бы угроза от горячего, загодя заваренного кофе была минимизирована.

После того, как самолёт набрал, наконец, высоту, трясти почти перестало, и Вера успокоилась. Отвлечься и расслабиться помогали уютный плед и книга, которую она с интересом листала, живо пробегая строчки глазами. Б.Г. Ананьев* «Человек как предмет познания» — гласила обложка. Неизвестно через какое время мерный рёв турбин превратился в колыбельную и усыпил её, но вскочила Вера от отборной матерщины, доносящейся по громкой связи из кабины пилота. «Твою мать, началось», — спросонья и перепугу нецензурно подумалось в унисон командиру, когда машину нехило подкинуло и повело вбок. Женщина немигающим взглядом потревоженной среди бела дня совы уставилась на «Гудвина», силясь найти на его лице ответ на свой вопрос, но безуспешно: начальство был сама собранность и непроницаемость.

Впрочем, обошлось — самолёт-таки посадили. Только вот на земле творилось что-то невообразимое: стрельба, пожар, крики… В таких случаях необходим врач, только вот Вера осознавала, что при падении с такой высоты и последующем стремительном возгорании выжить невозможно, а значит, и помощь оказывать некому… «А ведь выстрелы эти — по наши души, — с неудовольствием подумала женщина. — Прав «Гудвин», надо убираться поскорее».

На этом вечер неожиданностей не закончился, потому что внезапно перед Верой вдруг выросла фигура нового члена группы, нагнавшего их перед самым вылетом. Парень — кажется, его звали Михаил, технарь и специалист по взлому — предложил помочь с чемоданом! «Недавно с гражданки», — сразу поняла Вера. Бывалые сотрудники на такие вещи попросту не заморачивались: служба в органах ломала, огрубляла, упрощала, отсекая всё ненужное, к коему в данном случае относились нормы этикета. «Скоро и этот в бесчувственного пня превратится», — подумалось с сожалением.

Вера хотела уже было поблагодарить коллегу, вручив тому свой нелёгкий груз (а всё потому, что эти совещальщики так и не решили, куда ей надо будет внедряться и в качестве кого — так что чемодан пришлось до отказа набить нарядами на самые разные случаи жизни, от фанатки рок-группы «Алиса» до девочки лёгкого поведения). Однако из-за спины появился Закатов. Во время полёта псионик вёл себя на удивление спокойно: посмотришь — по поведению легко спутаешь с обычным человеком. Кто его знает, может, он тоже летать боится, вот и присмирел. Но с приземлением «Царевич» явно оживился, превратившись в прежнего себя.

— Да, Закатов, я тоже тебя люблю неземной любовью, — вздохнув, съязвила Вера, и, подхватив свой чемодан, зашагала к «буханке».


______________________
* Ананьев Борис Герасимович — советский психолог, основоположник Петербургской школы психологии.
Пакуюсь, в общем)