Люблю самолеты. Эхо людских мыслей затихает, а вглядевшись в иллюминатор можно явственно разглядеть как проносится под стальными крыльями земля... Совсем не красная, к слову, как на старались сделать ее таковой власти войнами, террором и идеологией. Небо не дает им солгать, оно всегда будет голубым, облака белыми, а леса - зелеными. Даже за застроенными массивами, ярко выкрашенными домами, желтыми школами проглядывала тщательно замазанная краской серость крыш. Я вижу это. На самом деле я люблю СССР. Но я помню слова Микояна, пережившего трех генсеков. Он как-то сказал одному украинскому парню.
- "Никита, ты же понимаешь что в партии только два человека помнят, ради чего все начиналось - ты и я?"
Я помню как в детстве пел Интернационал. Когда все изменилось? Когда СССР стал миром голодных рабов куда больше чем всё, что его окружало? И могло ли быть иначе. Я не политик, от политики у меня болит голова, но эта боль - всего лишь укол иголки в палец по сравнению с людской безысходностью которую я слышу каждый день идя по улицам Москвы. Небо дает мне покой. Позволяет закрыть глаза без опаски что из под ресниц потекут слезы. Спать.
Кажется, сейчас я источаю покой. Мне снится лед. Москва, погружённая в него, замерзшие люди и сердца. Я на скамейке в Парке Горького, перед замерзшим фонтаном. Голос Джона Леннона поет "Because". Больше голосов нет. Я гуляю, любуюсь ягодами, замерзшими на ветке... Срываю небольшой сучок чтобы посмотреть поближе... Английские слова сменяет сюита Чайковского. Лед тает в руках медленно, обдавая их холодом, но ягод уже нет, вместо них - кровь. Ее не смыть, не сбросить. Треск. Белые разводы трещин бегут за мной, куда бы я не бросался, от них не уйти, и только слышится в пустоте звук... Стук сердца. Другого. Третьего. Падают осколки, люди и машины оживают, а с ними и гул, гул... Расходятся льдины, эмоции толкают вниз... Я падаю. Падаю. Падаю.
Пилот что-то орет. Он и разбудил меня. Но мы не прилетели. Зато где-то рядом - кровь и смерть. Их запах бьет в ноздри так, что я чуть не закашлялся. Ругань. Это скучно. Неторопливо надеваю наушники, заменив кассету в плеере, теперь - это Бетховен.
- Радость! Дивной искрой Божьей
Ты слетаешь к нам с небес!
Мы в восторге беспредельном
Входим в храм твоих чудес!
Ты волшебно вновь связуешь
Всё, что делит мир сует:
Там мы все — друзья и братья,
Где горит твой кроткий свет!
Тот, кому дано судьбою
Друга, как себя, любить,
Кто нашел с женою счастье, —
Может в этот хор вступить!
Улыбаюсь как ребенок. Возможно даже капельку подвываю, из под полуприкрытых век лениво глядя в иллюминатор. На земле что-то горело.
- Злых и добрых, без изъятья‚ —
Всех влечет твой светлый путь!
Нам даны вино, веселье,
Ласки жен, друзей сердца…
Червь в земле находит счастье,
Ангел в небе зрит Творца!
Приятно смотреть на огонь. Он согревает. Музыка ласкает слух. Чужой воздух точно дышащий розами эфир после Москвы. Самолет садится. Музыка играет. Ступаю на трап.
- Есть у нас Отец небесный!
Ниц вы пали, миллионы?
Ты Творца постиг ли, свет?
Выше солнца и планет
Он хранит свои законы!
Музыка заканчивается. Сдвигаю наушники на шею как раз вовремя чтобы услышать все самое важное. Настроение - скорее поэтическое. Отпроситься что ли у командира в ночной лес дабы заняться развитием советской поэзии? А, да что с этого сапога Гудериана взять, не поймет. А я понимаю.
- Вот что значит горячий прием. Как чувствовал что надо было ставить Шопена...
Бормочу под нос. У меня нет сомнений что сбить хотели нас и лишь случайность уберегла, не факт что заслуженно, нашу маленькую ячейку государственного террора от проверки гипотез научного атеизма и сравнения их с буржуазной философией и народными опиатами. Нет-нет, только не депрессия! Выбрался из Москвы в командировку в кои-то веки. Даже "та женщина" доберется сюда лишь с первым зеркалом. Свобода. Лепота.
И будто утверждая меня в этой мысли звучат первые в Черноруссии дельные слова.
- Благодарю! Вы очень любезны.
Сую Федорову свой чемодан. Что? Каждая идея имеет инициатора. А к моему костюму от бронежилета и фиолетовой рубашки до белого пиджака и серого пальто поверх него - чемодан не подходит совершенно. Как хорошо, когда есть такой сообразительный малый, который это сознает. Неторопливо, но без остановок, спускаюсь по трапу и сажусь. Молча. Пытаюсь просканировать воздух вокруг на предмет опасности, запоздало понимая, что стоило бы выходить последним... Ах, музыка-музыка, доведешь ты меня до встречи с Творцом! Ну хоть чемодан всучил. Уже счастье.