Побежденных... Она старалась не думать о том, что может чувствовать целый народ в подобном положении. Русский медведь? Поняла, что немец шутит. Только перед глазами стояли глаза художницы. Нет, какие бы ни были причины у любой из войн, это не отменит самого факта сломанных судеб. Ведь даже он... Сейчас стоит здесь, статный, красивый. Наверняка, верит в свои убеждения. Верит в победу своего народа. Демонстрирует хорошие манеры. Помогает ей в неловкой ситуации платком, за что Соль была в крайней степени благодарна, пусть и не в силах это выразить сейчас. Ждет ли его кто-то? Странное чувство, понимать, что тот, кого ты сейчас видишь перед собой, уже завтра может оказаться холодным трупом и все, что останется от него, - это память. И плоды деяний.
От этого наваждения девушке стало вдруг жутко, что она, застыв вполоборота, не успела даже начать шаг, будто загипнотизированная этим немцем. Так могло показаться со стороны.
Немного поежившись, Соль взяла платок и новая улыбка тронула уголки губ. Не натянуто вежливая, которую девушка демонстрировала до этого. Сами собой проявились ее чувства, будто давно подготовили план по обходу сознания и сейчас, успешно его миновав, рисовали смятение и какую-то глубокую тоску, что и не объяснить словами, возможно, даже самому себе. Ей стало грустно за него? За его будущее? Или за ту незнакомку? А, может, это просто дань любому виду войны, что всегда наносит раны... Она никогда не держала оружия в руках. Никогда никого даже не ударила. Но и ее жизнь - это война. Каждый день она борется за будущее Эсперансы. А когда-то - за свои мечты...
Нет, здесь не спрашивают. Ни о чем не спрашивают и не рассказывают. Здесь танц... Мысль резко опалила сознание и оборвалась, пробежав по спине холодком. Хотела бы она узнать что-то о нем? Соль этого не знала. Впрочем, это и не кабесео, не стоит забивать себе голову раньше времени.
Он попытался взять бокал. Тысячу раз проклиная про себя этикет, пришлось отдать. Замешательство. Во взгляде. Слишком заметно. Нужно уходить. Она предпочла бы не оставлять ничего от себя. Это создает узы. Пусть временные, пусть тонкие. Но это значило, что ей придется еще вернуться к нему.
Неопределенность. Но у нее есть время подумать, прийти в себя. Разобраться в нахлынувших чувствах.
Она хотя бы не плачет.
Ушла. Торопливо, без особых изысков. Чуть сбивчиво, словно была пьяна...
Соль вошла в дамскую комнату и бросилась к зеркалу. Время... Прическа... Столько времени потрачено, чтобы уложить локоны... Но платье нужно снять.
Вода оставит влажные пятна, которые не скроет даже декор. Благо, лиф имел отличный от юбки цвет.
Решено.
Девушка аккуратно снимает платье, чувствуя, как ласково гладит кожу дорогой шелк. Кропотливо отмывает вино. Обычно оно оставляет следы, но она не тянула. Холодная вода - и лиф спасен. Теперь остается намочить весь. Аккуратно отжать и встряхнуть. Поводить в воздухе, чтобы влага не потекла на черное. Однотонный мокрый белый шелк со стороны будет неуловим глазу, к тому же под обилием отделки. И только тот, кто окажется слишком близко, кто прижмется к ней во время танца...
Да, это лучше, чем мокрые пятна, которые заметили бы многие. И в то же время - не слишком приятный сюрприз для мужчины. Разве что измочить этого немца в качестве платы за все это недоразумение. Соль улыбнулась этой мысли. Конечно же, она не всерьез.
Похоже, придется пропустить несколько танцев, чтобы лиф подсох и не особо выделялся на фоне и без того влажной одежды вспотевших от жаркого танго тел.
Если бы Соль верила в подобное, то сочла бы подслушанными свои пугливые мысли. Что кто-то невидимой рукой делает все, чтобы она снова отложила задуманное.
Она уже думала о Боге. Быть может, он заботится об Эсперансе. Но так ли готова его любовь обречь ее собственную жизнь на тусклую унылую роль, где нет места даже подобной отдушине. Неужели даже это испортит дочери участь?
Сколько она провела в молитвах? И сейчас Соль снова взмолилась. Боже... В танго живет душа Аргентины. Танго - язык всех наших драм. Танго - наше спасение. Тогда, когда больше ничего нельзя себе позволить, не отнимай хотя бы это...
Пора одеваться.
На ней было одно из лучших платьев ее матери. Дорогое, справленное на заказ еще в тридцатых. Бланка знала толк в одежде. Знала, что стоит подчеркнуть. На чем задержать внимание. Она знала все об обольщении. И Соль любила ее наряды, любила за особый вкус и очарование. За умелые линии, что украшают совершенство женской красоты. За гений швейного искусства.
Она сохранила их все.
И это платье идеально ложилось по фигуре, которой девушка пошла в свою мать. Не топорщилось лишними складками. Не смазывало соблазнительные формы. Соль это знала, ведь она же видела свое отражение в зеркале. Но то, что пришлось созерцать сейчас, лишь добавило вескости мнению, что пора домой.
Мокрый шелк... Подобно ладоням страстного любовника, он не желал отстраняться, жадно приникая к обнаженному телу. То, что и раньше было подчеркнуто, теперь выделялось по ее мнению слишком сильно. И только юбка была по-прежнему свободна и текуча...
Отчаяние. Неужели придется слушать музыку отсюда?
Санта Мария, а немец? Он же ожидает ее.
Вот уж угораздило попасть в столь щекотливую ситуацию.
Соль долго не решалась выйти, используя сумочку в качестве опахала, в надежде подсушить платье до хоть сколько-то приличного вида. Выглядеть вызывающе не хотелось совершенно. Конечно, дело пошло бы быстрее, сними она его снова. Но прическе и без того уже досталось.
Обида и горечь усиливались и вдруг Соль вскипела. Тряхнула локонами. Быстро вынула все заколки и отправила в сумочку. Все равно в танце растрепались бы.
Натянула перчатки и, упрямо вздернув подбородок, направилась прочь из дамской комнаты. Долго она еще будет трусить и прятаться? Раздражение захватило все ее существо. Трусиха! Отвратительная трусиха! В кафе львиная доля дам вообще не заморачивается тем, из-за чего она себя изводит. Нет. Она сейчас вернется к немцу, отдаст дань вежливости, и продолжит то, за чем пришла.
Вышла. Отыскала взглядом его. И очень быстро возвратилась, не отвлекаясь ни на что другое, и, уж тем более, стараясь не думать о том, как сейчас выглядит ее лиф. Заодно внимательно следила за проходящими мимо, чтобы не случилось еще какой-нибудь неприятности.
Неловкая улыбка. Напряженность во взгляде. Смущение...
Недоумение. Немой вопрос при виде листа и бумаги.
В голове Соль прозвучал выстрел. Своей просьбой он пристрелил ее. Какая ирония. Ведь ты же со мной не воюешь, немец? Нет, я не твой враг. Хотелось бы верить.
Да, она еще со времен Алонсо помнила, как подобные вопросы могли быть вполне безобидной данью вежливости. И снова Соль проклинала этикет. Вероятно, мужчина решил чем-то искупить свою вину. Такая невинная просьба...
Но не для нее...
Паника. Невероятными усилиями девушка заставила себя стоять там, где стояла. Вот бы мужчина удивился, если бы она сейчас сбежала из кафе. А ведь действительно испытывала жгучее желание это сделать.
Как же! Ее дом! Ее уютное местечко покоя. Ее тайна! Ее святая святых! Место, куда всегда можно ускользнуть и спрятаться в нем. Где ее не знают такую! Знают блеклую, обычную, скромную.
Но как ты ускользнешь от тех, кто ведает, где тебя искать? Кто одним своим фактом существования выдает тебя другую. Нет. На милонге не задают вопросов. Нет прошлого, нет будущего. Никаких обязательств. Никаких уз. Никакой конкретики. Только это ее и приводит сюда. Только это.
Михаэль видел неприкрытый испуг в глазах девушки. Напряженную позу. Не ему ли знать это состояние? Да, она была готова к побегу. Она даже не в силах была скрывать свое смятение и немой протест.
Право же, сорви он с нее сейчас одежду вот так, на глазах у всех, она чувствовала бы меньше ужаса. Чувствовала бы себя менее обнаженной, чем если бы он знал, где она живет.
Это даже не выстроить пленных вдоль стены для расстрела.
Это как если бы Германии вдруг вздумалось бросить все свои войска на Аргентину, предварительно любезно поинтересовавшись у той, как ее лучше всего захватить?
Нужно было что-то ответить.
- Поверьте, я не держу на вас зла. - Соль говорила торопливо, даже излишне, будто отчаянно старалась его переубедить и призвать отказаться от намерений. - Вы мне ничем не обязаны. - попытка изобразить беспечную улыбку.
А вышла мольба...
Не спрашивайте меня ни о чем. Умоляю!