Легкие капли дождя несмело касаются стекол, будто не решаясь постучаться в окно. Такой волнительный день. Ателье опустело, в нем царит тишина. Безмолвность людского присутствия… Разошлись клиенты, ушел синьор Диас, ушел Сантьяго… Все те, кто ненароком могли бы узнать ее тайну, которую она так тщательно скрывала…
И лишь щемящие душу ноты звучали в голове… Гардель пел о скачках, о болезненной любви. Сама она не имела отношения к этой истории, однако, сердцу не нужны были слова. Эта музыка пробиралась под кожу, на самое дно ее существа. Она находила и задевала такие струны, что даже незнакомцу готова поверить - он понимает… Соль казалось, что в этой музыке собрана и отражена вся боль аргентинского народа. Та ее часть, которая напоминала о светлых мечтах, о несбывшихся надеждах, об утратах… О яде, который пропитывал с самого рождения, словно маринад проникал в огурцы, сложенные в бочки. Разве будет огурец уже прежним? Никогда…
И легкий флер нежности, подернутой ностальгией…
Соль печально улыбнулась своему отражению. В самом ли деле она надеялась, что этот житейский маскарад позволит ей долго скрываться? Пусть и редкие - но каждый поход на милонгу неумолимо отрывал невидимые листы календаря. Сколько у нее еще попыток? Те, кто запомнят, разве не узнают, однажды обратив внимание на улице? Или придя к ним в салон?
Сколько еще осталось незнакомых ей мест, куда она могла бы прийти и надеяться не застать там знакомых? Смешно. Ее козырь был в том, что большинству не было дела до нелюдимой женщины, незримой тени фотоателье, в которую она тщательно превращала себя день за днем. А, быть может, ей просто хотелось в это верить. А те, кто все поняли… возможно, действительно поняли.
Вздохнув, Соль в последний раз прошлась по салону и, убедившись, что никого не осталось после рабочего дня, вернулась в гримерную.
Ее целью была «Грация». Прежде не приходилось так рисковать. Женщина старалась выбирать кафе подальше и от дома, и от места работы.
Сегодня все будет по-другому. Пускай придется опоздать, ведь иначе пришлось бы наряжаться на глазах у всех, пускай кафе находится так близко… Соль шла на риск осознанно.
Она уже пыталась прежде, приходила… Танцевала… Но невидимая броня, эта скорлупа… Стоило признать - в уютной норке так обманчиво ласково, что покидать ее не захочется ни за что. И никому не под силу вытащить ее оттуда, кроме нее самой.
Ничто не подстегивает так, как привкус опасности. Горячит кровь, давит виски…Ты позволишь себе преодолеть эти стены, если не оставишь ни единого пути к отступлению. Танец – не отношения. Не отношения… И все же сама суть страха парализует каждый раз, стоит лишь задуматься о том, как может повлиять знание со стороны тех, кто увидел ее в ином свете…
Внутри шевельнулись липкие шупальца страха. Пальцы дрогнули, опрокинув баночку с воском. То, что надо. Клин клином вышибают.
Дождь… Твои слезы, Аргентина, сейчас стелятся влажной дорожкой, будто лента для сломанных цветов, что бросает так беспечно жизнь под безмолвным Божьим согласием.
Чем станет эта дорожка сегодня для меня?
Черный зонт спасает не только прическу, он спасает саму мою душу. Словно продолжение моих преград, ревностно стоящих на страже спокойствия и безопасности. Как хорошо, что ты идешь, дождь. Под сенью темного зонта никто не увидит моего лица. Я сливаюсь с толпой в вечерних сумерках и могу отдаться своим мыслям под шелест твоей музыки.
У меня еще есть время… настроиться на свое предчувствие… настроиться на то, к чему я так стремлюсь. И вместе с тем, у меня не будет времени! Я войду на милонгу, когда воздух уже напоен пряным вкусом страсти. Нет права убежать, отсрочить… Будто в самый разгар торжества, в самое сердце бала душ, еще не на пике, но уже близко к нему. Именно так и нужно – сразу в огонь. С холодного дождя и в самую гущу пламени. Чтобы не было времени подумать, засомневаться. Чтобы не успеть прийти в себя. И тогда… и тогда, быть может, у меня будет шанс…
Сегодня я решительно жестока к себе. Высосать яд или продолжать бессмысленно угасать…
Вот она, вывеска…
Вся решительность вмиг куда-то испарилась, сменившись оцепенением в ногах и дрожью в самом сердце. Нет, нет! Неужели я остановлюсь на полпути? Я же обещала себе!
Стиснув зубы до боли, не обращая внимания на тысячи иголочек, что искололи страхом всю грудь, будто во сне, шагала, приближаясь к заветной двери.
Тогда мне казалось, я потеряю сознание. Мир словно остановился и ничего не было слышно, кроме пронзительной пустоты, завывающей в руинах моих желаний…
Дрожащая рука сама нашла ручку… кажется, кто-то помог, приоткрыл дверь…
Я боялась смотреть на танцпол. И еще больше – на столики слева.
Кажется, сейчас пауза…
Звук складываемого зонта… шуршание плаща, что напоследок подарил холодные брызги, мигом впитавшиеся в ткань чулок. Отрезвило. Деньги… и снова дурман. Уже от вдыхаемого прокуренного воздуха, от помеси духов… И едва уловимых ноток вина…
В тот миг казалось, что она обнажает себя. Быть красивой – тяжкое бремя, когда ты не в ладах сама с собой… Порой это кажется проклятием.
С огромным трудом отсчитав нужное количество денег, на ватных ногах Соль направилась к барной стойке. Она успеет… Еще успеет сделать хотя бы глоток вина. Не иди сразу за столик, не ждать официанта для этого. Она еще не готова для кабесео. Еще немножко, пару вдохов и выдохов… влиться в поток…
И так было стыдно. Воображалось, будто любой, кто взглянет на нее, увидит эту мелкую дрожь, взявшую женщину в плен. Эту, так не сочетающуюся с внешним видом, легкую нервозность в движениях. Будто она продолжает всех обманывать.
Только бы не выдать своего напряжения. Не смотреть пока ни на кого. Просто идти и чувствовать вкус пространства. Как земля после долгой засухи жадно впитывать его в себя.
И вот словно со стороны звучит собственный голос. Она приветствует бармена и заказывает бокал вина. Осторожно садится за стойку, будто присаживается на ногу к партнеру. А внутри так и зудит – убедись, что здесь нет знакомых. Но нет! Это сегодня неважно. Неважно!
Прислушивается к беседам поблизости. Что это? Не кабесео. Почему? Соль украдкой глядит на мужчину, выпалившего приглашение на танец. Неожиданно это неловкое вступление дало женщине толчок к расслаблению. Она вдруг поняла, что не одной ей может быть неловко. В самом деле, ведь вокруг – такие же живые люди. Прячущиеся днем за напускным видом, в танце они обнажаются. Со своими сомнениями и внутренними страхами. Со своей горечью и пылкой страстью. Со своей драмой и нежностью.
Внешняя нервозность ушла и поданный бокал Соль уже принимала плавным изящным жестом. Внутренняя улыбка была мысленно послана незнакомцу. Пусть плотину не прорвало, но сделан шаг и нет пути назад. Сегодня у нее получится.
- Благодарю, - прозвучал тихий голос, обращенный к бармену.
Прохлада стекла легла на разгоряченные губы. Терпкая влага смывает приторную дурноту, обращая ее в волнение предвкушения. Соль стали интересны эти люди и, развернувшись вполоборота, она стала скользить по ним взглядом. Не только по мужчинам, но и по женщинам. Здесь, где сконцентрировано очарование и чувственность, никто не должен упрекнуть ее в попытке выразить себя. Она будто находила безмолвное подтверждение во всех этих женщинах, что имеет право быть такой. Без ложной скромности, без страха не рассмотреть вовремя излишне скромную подругу и помочь ей… Без страха выделиться в среде тех, кто не пожелал выделяться… Здесь они все – на равных. И это вдохновляло и будоражило похлеще вина. Впервые за долгое время легкая искренняя улыбка тепло заиграла на губах.