На улице было уже темно. Холодный пронизывающий ветер гнал по улицам мусор, а острые струи дождя заставляли припозднившихся прохожих поднимать воротники и торопиться найти укрытие в четырех стенах. И желательно, чтобы в них давали что-нибудь покрепче. В этот вечер Буэнос-Айрес принадлежал непогоде.
Маленькое такси неспешно катило вперед. Его водитель, Эмилио, нет-нет, да оглядывался назад, на пассажирку, пытаясь понять, что заставило ее в этот поздний час покинуть дом в центре города и отправиться в кафе в не самый престижный район. «Грацию» мужчина знал не понаслышке, и готов был поставить сто долларов против одной песеты, что барышня собралась на милонгу. Вот только поведение пассажирки подобному стремлению не соответствовало: она нервно кусала губы, настороженно озиралась вокруг, словно опасаясь увидеть кого-то не желательного, то напряженно постукивала тонкими пальчиками, затянутыми в перчатки, словно во вторую кожу, по ручке зонта. Девушка с отчетливым иностранным акцентом словно бы одновременно и стремилась танцевать – голос у нее был вполне уверенный; и боялась этого – все ее поведение прямо-таки сигнализировало о волнении. Молодая иностраночка, впервые решившая познакомиться с душой Аргентины? Наверное.
Не находящую покоя пассажирку звали Эстер Бейли. Пышноусый водитель был прав: она действительно родилась не под горячим солнцем юга, а в туманном Альбионе. И она действительно никогда не была на милонге. Но сейчас, взбудораженная прекрасными историями мисс Долорес, она была готова тайком от строгого отца вырваться из тенет домашнего быта и покинуть, пускай и на краткое время, крепость родительской строгости и чопорной пуританской морали.
Было ли Эстер страшно? Было. Она боялась, что яркая картина нарисованная живыми мазками ее воображения, на поверку окажется смазано-бледной и грязной, унылой и банальной. Не будет того полета души, что представляла себе молодая англичанка, не будет пылкого кружения в танце – ничего не будет. Только бытовая грязь среднего и низшего класса, которой так стращал ее мистер Бейли. Эстер было страшно. Но она была готова рискнуть.
- «Грация», сеньорита, - белозубо усмехнулся Эмилио, мысленно рассуждая, а не оставить ли ему мотор на базе и не присоединиться к танцующим. И, чем черт не шутит, покрутить эту рыжулю.
Сеньорита, не подозревающая о мыслях водителя, испугано кивнула: - Хорошо, синьор. Большое спасибо, - и торопливо рассчиталась. Открыв зонт, девушка уж было покинула салон авто, но, резко остановившись, вновь нырнула внутрь: - Извините, я шляпку забыла!, - Эмилио только хмыкнул: ну точно – дебютантка. Идея вернуться становилась все более привлекательной.
А растерянная и нервная Эстер замерла у входа в кафе. Даже сквозь закрытую по случаю непогоды дверь слышалась прекрасная музыка, от которой так и хотелось забыться и закружиться в таком неприличном, но таком чувственном и искреннем танце. Но для начала надо было набраться смелости и войти.
Решимости англичанке никогда не хватало. Вот и теперь, прикрывшись зонтом от разверзшихся хлябей небесных, она задумчиво глядела на то, как переливаются перламутром в свете фонаря капли дождя. Ей вспоминался зимний Лондон, который они тогда покидали. Может быть, на время, а может и навсегда. Некогда яркий и живой, город был погружен во тьму светомаскировки. Только прожектора, словно бдительные часовые, обшаривали небо в поисках немецких разбойников.
Суетился отец, беседуя о чем-то с чиновником из министерства и поминутно опасливо смотря на небо. В волнении переминалась с ноги на ногу мама. А Эстер, словно бы загипнотизированная, смотрела, как купаются в луче прожектора снежинки. Под тоскливый романс ветра они кружились, взлетали и опадали – этот вальс был прекрасен и волшебен, словно вокруг была роща фейри, а не замерший в ожидании угрозы город.
Нервными пальцами девушка извлекла из сумки портсигар и мундштук. Дома она не позволяла себе курить – отец за такое бы убил, но сейчас она была одна. А значит – свободна. Вдохнув полной грудью запах воли, англичанка со второй попытки все-таки смогла заставить зажигалку работать. Затрепетавший на ветру огонек , на миг осветивший медно-рыжие кудри и большие карие глаза, был настолько похож на душевное состояние самой курильщицы, что она не смогла удержаться от короткого смешка. Выпустив к небу сизый дымок и наслаждаясь терпким вкусом табака, Эстер в задумчивости прикрыла глаза. Хватит тянуть время – она пойдет танцевать сейчас, или не пойдет никогда.
Завершив свой первый за сегодня перекур, юная леди собрала в кулак всю решимость и со вздохом распахнула дверь в царство музыки. В глаза тут же ударило буйное разноцветье, вокруг стал слышим радостный гомон счастливых посетителей. Это было то, что местные называли загадочно-красивым словом «милонга» - местом, где можно отдаться танцу и огню душевных порывов, забыв обо всем.
Радостью блеснули глаза Эстер – пока что ей все нравилось. Да что там нравилось – восхищало! Люди и музыка кружили, захватывали, вызывая широкую искреннюю улыбку счастья. Она давно привыкла жить наполовину, вечно сдерживая чувства и эмоции, и, видя вокруг подобных себе людей, считать это нормой. А тут все было по другому – здесь жили. И это никак не могло не завораживать.
Прекрасные дамы в изящных платьях с мягкой грацией, рядом с которыми она сама кажется серой мышкой. Достойные красивые кавалеры, попивающие какой-нибудь там кальвадос в ожидании танцев… Эстер зажмурилась – так нереально все было. Все чувствовали себя как дома, она же пока была тут чужой. Дай Бог, что только пока.
Держа спину прямо, девушка целенаправленно отправилась к барной стойке: как говорил Арти, если страшно – выпей виски, покури и улыбнись своим страхам в лицо: ты сможешь все преодолеть. По сторонам англичанка старалась пока не смотреть, чтоб не расстраиваться раньше времени: сейчас надо последовать совету брата и прекратить паниковать.
Улыбнувшись бармену, рыжеволосая девушка с характерным британским акцентом произнесла:
- Вечер добрый, сеньор. У вас можно заказать скотч и пепельницу, пожалуйста. И не подскажите, где необходимо оплачивать танцы?, - негромкий голос Эстер звучал несколько неуверенно, а пальцы отбивали по стойке нервную чечетку, - Я тут в первый раз, простите. Совсем в первый раз. Не посоветуете, что требуется делать, если можете? А то я, - голос упал до полушепота, - знаю это только по рассказам.