Андрес вздрогнул от хлопка, будто то была пощечина. Едва не показав зубы, брезгливо уставился на «поврежденную» часть тела, будто бровастый его только что испачкал. Итальянец был достаточно пьян, чтобы слегка обнаглеть, но слишком трезв, чтобы безболезненно встретить подобный отказ.
Впрочем, затея изначально казалась провальной. С тем пренебрежительным высокомерием, которым дама окидывала зал, было удивительно, что она так спокойно отнеслась к опозданию кавалера. Лишь один диагноз способен сломать женскую гордость, так что…
Андрес так и стоял, скованный неловкостью. Поза была напряжена до предела: так долго смотреть на плечо было крайне не естественно, и уже любому становилось понятно, что «выйти красиво» из ситуации ему не удастся при всем желании. Свидетелей его позора было слишком много, отчего нежное самолюбие воспалилось, вызывая боль в области груди. Он чуял на себе чужие взгляды, слышал, как пара столиков притихла, ожидая развязки.
Драгоценные секунды утекали, и «идеальный момент» помахал итальянцу ручкой, усугубляя его положение еще больше. Спесь слетела с лица, и он сам был в этом виноват.
Растерянный взгляд мазнул по паре (а им уже давно плевать). Пришлось усилием заставить свою голову кивнуть, а губы растянуться в улыбке.
«Да что с тобой такое?!», — былой Андрес вскричал внутри. Уже почти разразившись жалостью к самому себе, в последний миг, он все же выдал, — «А, впрочем, ты сам виноват…».
Все еще зажатый и смущенный, он вложил все силы, чтобы непринужденно окинуть взглядом зал, в попытке вспомнить где выход. Теребя длинный мизинец, он растерялся еще больше, когда понял, что в край заблудился. Люди успели переместиться, кто-то занял пустые столики, у стены столпились новые лица, и чьи-то тела успели перекрыть бар.
Забавно, как при таком количестве людей, можно так явно ощутить одиночество. Ни одного знакомого лица. Будто он один человек, а все остальное — масса.
— Проклятие… — пробурчал себе под нос.