Хорхе берёт рюмку всеми пальцами и выливает содержимое себе в рот. Не резким, ковбойским движением, а неторопливо, прислушиваясь к ощущениям. Глотает - разливается тепло. Ставит опустевший сосуд и прикрывает глаза. Музыка обретает фокус, смазывает шум чужих голосов, наполняет сознание. Работяга затягивается, кладёт папиросу в прорезь пепельницы. Постукивает по стойке в такт (не всегда попадает). И выдыхает улыбкой: вечер начался. Разлепляет веки, лезет в карман за купюрами, бросает быстрый взгляд на соседа:
- Тяжёлый день, compañero?
Хлыщ. Как он есть, другого слова и не подобрать. Но Хорхе всё равно: он не хочет начинать вечер с ссоры. Суёт бармену за билет и выпивку, забирает папироску и поворачивается в зал смотреть новую официантку.
Пипа?
Пипа.
Не удивляется парень, хмыкает: мир тесен, но Сан-Тельмо теснее.
Даже радуется немного: слыхал, у неё в семье не всё ладно.
Кивает Эвите. Машет Эсперансе, улыбается: сколько лет он видит её здесь? А не здесь? Не сосчитать. Даже теплее на душе становится от осколка юности.
Мигелю кивает и демонстративно стряхивает пепел с папиросы. Мол, сейчас. Докурю.
Скользит взглядом по лицам, спинам и ногам. Уже скоро - тело чувствует зуд.