Хорхе ступает по переулку ровной походкой. Дождь, ветер, но ему всё равно: лишь выше поднимается воротник плаща, ближе к глазам съезжает кепка и туже затягивается развевающийся шарф. Работяге тепло: его греет знакомость пути, пачка купюр в кармане, предвкушение танцев и близость "Грации".
Вот он приближается к заведению, ухмыляется, от чего щербина в носу кажется ещё глубже, и открывает дверь подошедшей чуть раньше незнакомке. Улыбка становится шире, небрежным жестом он пропускает её: "Только после вас!". После уличной прохлады тепло кафе кажется жаром.
- Ааах! - со смаком вздыхает рабочий. Приветствует хозяина прикосновением к козырьку, но руки не подаёт: этот буржуй не вызывает у коммуниста добрых чувств. Он проверяет карманы: всё ценное суёт в пиджак и брюки, стягивает верхнюю одежду, вешает её на крючок. Окидывает взглядом лица, знакомые, незнакомые. Снова улыбается. И бредёт в бар, по пути вытаскивая портсигар. Садится на табурет.
- Погодка, эх! - кивает он знакомому бармену. - Весна! Мне как обычно!
"Обычно" - это рюмка кальвадоса и пепельница. Папироса уже в уголке рта, вторая тянется к прилизанному незнакомцу - крепкий, моряцкий табак, к которому Хорхе пристрастился ещё в порту. Щёлкает зажигалка.
- Что нового? - спрашивает Хорхе. Кроме предложения курить усач ему (пока?) не интересен, вопрос адресован человеку за стойкой. - Давно меня не было.