Ярви отрубился сразу же, как закончился его черёд стоять на страже, проспал остаток ночи как убитый и проснулся в совершено распрекрасном расположении духа. Все его тело ныло, будто один большой синяк, череп раскалывался от похмелья, руки висели безвольными плетьми, ноги делали вид, что отнялись, а в бок сквозь спальник упирался какой-то особенно наглый корень, но это было нормально. Привычно. Обыденно даже. К такому он давно привык, и именно таковыми были лучшие его дни в течении последних десяти лет. Боль была терпима и означала, что он все ещё жив и, наверняка, сможет сражаться дальше, а на войне, которую вели "Псы", ни на что лучшее и надеться было нельзя. Воспоминание об оставивших его в Фаендаре друзьях, многие из которых сейчас уже, наверное, вернулись обратно в сырую землю, немного разогнало утреннюю дымку довольства и подпортило настроение, но совсем чуть-чуть. В конце концов, молтунским шавкам они вчера зад надрали, потеряв всего двоих, да и тех Хромой лично почти не знал. Успех, как ни посмотри.
Успех, как всегда говорил Дрёма после удачной битвы, — знак особой благосклонности со стороны богов, и Ярви, пусть ему даже думать было больно и тяжело, небесных покровителей своих без внимания не оставил. Времени на нормальную молитву, правда, почти не нашлось, так что слова благодарности он пробубнил скороговоркой пока отливал, но это ведь и не важно. В общении с высшими сферами важнее всего искренность и откровенность, а не глупые церемонии, да и пресветлая Айомидэй вряд ли разглядывает каждого молящегося, не говоря уже о Кайдене, который вообще, наверное, ещё спит после вчерашнего. Только Горуму Хромой сказал слова спокойно, осторожно, не отвлекаясь ни на что другое. Владыка-в-железе никогда не был его избранным божеством, но война — его вотчина, и кто знает, можно ли будет выиграть эту, следую одним лишь идеалам света.
Фаендар, пусть он и прожил в нем больше полугода, не был родным для Ярви, так что во время пламенной речи Брука и на последовавшем за ней импровизированным военном совете он по большей части молчал. Вроде как слушал и делал выводы, а на самом деле просто ждал, пока иссякнет фонтан идей. Вставил только короткое "совсем капельку" в оставленную для этого юмористическую паузу. Когда же все кто хотел высказались, он отлип от дерева, на которое опирался последние полчаса, изображая усталый рыжеусый мешок с репой, и сделал шаг вперёд, дабы привлечь внимание.
— Я, если что, с Бруком. Он дело говорит, — хрипло проскрежетал Ярви, глотка которого все ещё напоминала обоссаный кошками наждак. — Мы в лесу всего мили на две-три, а реку и я, и любой из тех, с кем я вместе воевал, враз переплывет. У хобов, конечно, кровь пожиже, но завтра или ещё через день они точно закончат с городом и на этот берег разведчиков забросят. А то и сегодня. Я бы сегодня переправил. Надо послать кого-то к городу, кого-то вглубь леса для поисков убежища и кому-то просто по округе порыскать. Не может быть, чтобы мы единственные из города выбрались. Остальным бы надо собрать яблоки из сада, да и вообще в себя прийти. Тут уж пусть жрец их приходует. Ему лучше знать, как тела и души лечить.
— Теперь, Брук, по поводу бойцов. Я пошарился сегодня среди трофеев и выходит, что мы можем ещё четверых снарядить в дополнение к двоим оставшимся в живых ополченцам, двоим охотникам и тому хрену, которого ты, вождь, зачем-то вооружил. Больше, наверное, пока и не надо. Пусть сегодня твои парни новеньких поучат за оружием ухаживать и ремни на доспехах нормально подтягивать. Сам понимаешь, быстро из фермеров солдат не сделать. Даже из нирматесских.
— А предупредить своих, конечно, было бы хорошо, но ведь выродки зеленорожие дороги в первую очередь под контроль возьмут, уж помяните моё слово. Не пройти по дорогам. А без дорог никто из нас никуда просто не дойдёт. Нирматес ведь не кучностью поселений славен. Кого бы не послали — заплутает он и сгинет попусту. Тут если только колдовство какое в помощь...