Она удивлённо оглядывалась по сторонам, осматривала дворик от края и до края, любовалась этими нарядными деревцами и скульптурами, красотой архитектуры. Едва вышла за порог. Покинула жутенькую лестницу и неприятненький коридор. И теперь стояла и восторженно озиралась кругом. А потом подняла голову к небу, подставляя лицо снежинкам с радостно горящим взором и такой же улыбкой, какие бывают у детишек при виде долгожданного первого снега, возвещающего о приходе зимы в тёплые края, где длится она никак не дольше положенных по календарю трёх месяцев. Руки Лизы были заняты, а то бы она непременно подставила ладони, чтобы поймать в тёплый ласковый плен одну снежинку и попробовать её на вкус, пока та ещё не растаяла. Сладкую, свежую, белоснежную, приятно обжигающую язык холодком и тут же тающую, как изысканное сливочное мороженое. Но девочка приоткрыла губы и чуть высунула язычок, пробуя поймать на него хотя бы одну пушистую зимнюю странницу. Бледные щёки зарумянились от удовольствия, а глаза засияли тёплым, по-летнему сочным и густым зелёным светом.
Приграничье. Так сказала птица-провидица. Это казалось невероятным - видеть возле себя столь сказочное создание, но Лиза уже поверила в Чудо. А может, лишь в прекрасный сон, хотя не чувствовала себя во сне. Всё было как-то слишком реально. И при этом сказочно волшебно. Жутенько порой. Это была сказочка не для слабонервных. Но волшебство тут точно было. Жило, процветало и властвовало. Скажете, не бывает птиц-провидиц? А почему? Есть же птица-секретарь. Так почему бы не быть провидице?
И всё-таки...
- Но почему я? - повторила Лизонька свой вопрос, повернувшись к новой знакомой.
Несмотря на её карикатурную внешность, то ли смешную, то ли страшную, девочка принимала собеседницу такой, какая она есть. Не боялась почему-то совершенно и доверяла ей почти полностью. Почти, потому что червячок сомнений всё же грыз, подтачивал мысли. Зло хорошо умеет притворяться добреньким. Правда, опасности или иной угрозы, исходящей от птицы, Лиза не чувствовала. Та была её другом. Настоящим другом. Эта дружба родилась без слов и без взаимных признаний. Просто чувство было.
- Кому вам? Я чем-то могу помочь? - немного обеспокоенно спросила встревоженная словами Пифии девочка. Вопросов было множество и они не иссякали, а ответов собеседница давала не очень много. Но хотя бы на глаза показалась и имя своё назвала.
Свеча там, где светят звёзды, дует ветер и метёт снег, была не нужна, подождёт до обратного пути. Лиза её задула и, присев, поставила подсвечник на землю, а затем смело шагнула к птице и безбоязненно взяла угощение в свою руку, сжала орешек в кулачке, не рассматривая. Нет. Она ничуть не боялась Пифию. Она любовалась ею. Её необычным телом - кто-то бы посчитал его уродливым, но оно было по-своему изящным и красивым. Женщина-птица. Сказочный алконост или, может быть, мифическая гарпия. Но всё равно красивая. И очень-преочень приятная и на звук, и на запах. О, как вкусно шуршат её перья! И как сладок звук её голоса!
- Тринадцатый час... - шёпотом повторила за ней Лиззи, снова окунаясь мыслями в пройденный недавно путь. Такой страшный и захватывающий одновременно.
Тринадцатый час и дорога в Приграничье...
* * *
- Ты думаешь, этой двери раньше не было? - тихонько спрашивала Лиза у своей фарфоровой подруги Даши, пробираясь по тёмному коридору.
Звучание собственного голоса успокаивало, но надо было говорить потише. Тени прошлого не любят, когда их тревожат. Они могут принять кого-то, встретить и пустить в свои тёмные объятия, но если этот кто-то своими громкими разговорами нарушит таинство их уединения, эту сказочную, древнюю почти, тишину, они могут и обидеться. И тогда нарушителю спокойствия не позавидуешь. Прошлое умеет мстить. Порой очень безжалостно, преследуя тебя темнотой мрачных пещер, едва-едва разгоняемой одним чадящим факелом у входа, и жестокостью закованных в латы рыцарей, не щадящих даже детей, связывающих им верёвками руки-ноги и заносящих над ними кинжал. Удушающим отравленным дымом и фальшивыми улыбками родных, вроде бы, людей. Самое жестокое испытание, будь ты хоть ребёнок, хоть взрослый.
Эти стены давили и на Лизу. Прошлое злилось, что его тревожат. Даже тихонький шёпот принимало в штыки и отвечало. Напоминало ей о её прежнем доме. Сгоревшем доме, пропахшем гарью пожара. Сгоревшем не дотла, но более не приспособленном для жизни в нём. Снова и снова она вспоминала, как вернулась... «домой». И это невозможно было вспоминать без содрогания. Родные комнаты и коридоры превратились в задымленные руины. Всюду пыль и разруха. Сгоревшая мебель. Обожжённое мамино фортепиано, разломленное на две половины рухнувшей потолочной балкой. Она любила на нём играть. Всегда так грустно звучала эта музыка. Та-да-дам... там... та-дам....
- Лиззи, постой! - пытается её не пускать дядя. - Тебе туда лучше не ходить.
Но поздно. Она уже забежала в дом через пустой зев парадного входа. И застыла в холле, в ужасе оглядываясь. Эта маленькая десятилетняя девочка с толстыми косичками.
- Мне надо! - крикнула она и бросилась к лестнице, обходя препятствия на пути.
Та часть дома, где были жилые комнаты, пострадала сильнее всего. Потолок и часть стены обрушились, и зияла большая дыра, в которую жуткие свои золотистые щупальца, похожие на паучьи лапы, протягивало холодное и безучастное солнце. Словно бы не грело, а насмехалось.
- Лиззи, туда нельзя! Лестница обгорела и может рухнуть! - дядя поспешил следом.
Она уже была наверху. Скрипнула покосившаяся дверь. Два огромных глаза застыли испуганными озёрами. Это была её комната. Ещё неделю назад.
- Не-е-ет! - закричала она, глядя на обвалившуюся часть стены и зияющий провал в соседнюю комнату. Там были её родители. Там они погибли оба. Похороны состоялись три дня назад.
- Пойдём, Лиза, пойдём... - взял её за плечи дядя. - Не стоило тебя приводить... это была плохая идея...
Слёзы застилали глаза. Лизонька развернулась и обняла дядю, крепко к нему прижалась и зажмурилась. Не издала ни писка. Молча глотала горькие слёзы.
Из корзинки на её руке выглянуло фарфоровое личико, и единственный глаз куклы испуганно моргнул. Куклам тоже бывает страшно.
- Я думаю, да... то есть, нет, - слегка запуталась Лиза, продолжая общение шёпотом со своей подружкой Дашей. - Днём её может и не быть. Это же Чудеса, Даша. Волшебство прятало эту дверь от наших глаз. Да-да, не иначе.
Так и шли осторожненько, почти украдкой, внимательно смотря под ноги, чтобы не упасть. А потом они увидели эту картину...
- Смотри... - шепнула Лиза, поправляя куколку так, чтобы она могла видеть одним своим глазом. - Это маяк... будто нарочно тут... путь во тьме освещает... - шёпот стал едва слышен даже ей самой. Но куклы ведь слышат лучше людей.
Этот маяк посреди бушующего шторма был прекрасен. Он вселял надежду в одинокие и разбитые сердца. Такие, как у одной отважной и доброй девочки, отправившейся в странствие в волшебную страну и не испугавшейся препятствий на пути. И как-то легче немножко стало. И выпрямились плечи.
- Интересно, для кого этот маяк? - прошептала Лиза, теплее обнимая Дашу, будто почувствовав, что она озябла.
А потом был спуск по лестнице. По мерзавке этой пакостливой, своим скрипом в тишине пугавшей больше самой темноты вокруг. Оглушавшей прямо. И своей неустойчивостью так сильно напоминавшей о сгоревшем доме.
- Лиззи, туда нельзя! Лестница обгорела и может рухнуть!
Но ей же надо. Она не может поступить иначе. Другого пути сейчас нет. А может, и вообще не существует. И ей нельзя отступать. Только не этой одинокой девочке, поверившей в Чудо. Не этой храброй девочке, чихавшей на Арея за дверью. Не этой доброй девочке, способной всем сердцем полюбить неприветливый дом.
Она. Должна. Спуститься. Вниз.
* * *
- Здесь о-очень красиво... - восторженно потянула Лиза, продолжая оглядываться, цепляться взглядом за элементы декора и окружающего пейзажа. На небо, полное звёзд и снежинок, снова взглянула. Мечтательно так, словно бы увидела себя далеко среди звёзд, несущейся со скоростью хвостатой кометы, этой звёздной странницы. - Ах, как бы я хотела здесь остаться... Но я правда могу сюда приходить? Правда-правда??? - оживилась она и позабыла о таинственном шёпоте. Звонкий голос озарил чудесный двор, подобный журчанию того самого ручейка.
И нет. Она ничуточки не боялась.
- Спасибо, - поблагодарила алконоста-провидицу-Пифию вежливая Лиззи, приблизила руку с орехом к себе и раскрыла ладонь, его разглядывая. Его описание из уст Пифии звучало так таинственно. И жутенько немного, но снова она не испытывала страх. Такое отсутствие страха называется Доверие. Она доверяла дево-зверю, диво-зверю этому пернатому.
Но вот услышав про магию, задумалась девочка. Желает ли она обучиться волшебству? Конечно, да! Но что-то её останавливало от немедленного ответа. Она не чувствовала подвоха, просто... была не уверена, что обретение магических сил - это то, что ей нужно. Если судьба не наградила её магическим даром от рождения, то кто она такая, чтобы спорить и хитрить с Судьбой, этой загадочной, капризной и непредсказуемой госпожой?
- Я его сохраню, - пообещала Лиза. - Орехи ведь долго можно хранить. Они не пропадают. Вдруг мне когда-нибудь это понадобится... то есть, магия... я ведь его всегда могу съесть, правда? - обратила она свой горящий взор на Пифию. - А пока что не нужно. Пока у меня есть... вот!
Девочка нащупала в кармане под одеялом большой коробок и вытащила, счастливо показывая прорицательнице.
- Волшебные спички! Если загадать желание, пока горит огонь, оно обязательно сбудется. Хотите одну? У вас ведь есть заветное желание? - как-то после знакомства язык не поворачивался и дальше называть Пифию на «ты». Она казалась такой взрослой. Взрослой женщиной с птичьим телом. Лиза открыла коробку и аккуратно положила в неё орешек. - Пусть он хранится здесь. Тут он точно не потеряется.
Но Пифия её торопила, и Лизонька не могла ей перечить. Так и стояла, протянув провидице длинную толстую спичку. Хорошую рождественскую спичку, умеющую исполнять желание. Ответный подарок, так сказать. И тоже имеет косвенное отношение к могилам.
- Вопрос... только один? Один-единственный? Или каждый раз, когда я буду приходить, смогу задавать новый? - уточнила она очень важный момент.
Но, в любом случае, что бы ни ответила провидица на уточняющий вопрос, спросить Лиза могла только одно. Сегодня, по крайней мере.
- Мой дядя... вернётся ли он с войны... живым? - почти прошептала она, не сводя очей, полных надежды, с Пифии.
Ведь она была та, которая обречена говорить Правду.