- Ээээ… Погоди мне мозг клевать, дятел малолетний, дай проснуться, - сладко зевнул наш прекрасный волшебник Яррике, не менее сладко потянувшись - чувственно так и до хруста в суставах, аки кот породистый, всем своим видом демонстрируя наслаждение этим простым действием. Потом снова зевнул, издавая душераздирающий вопль пробудившегося к жизни человека – нечто среднее между мявом того самого кота и рыком голодного тигра, и только после этого поднялся на ноги, потирая изумленные свои глаза белыми кулаками.
Красивыми кулаками, что немаловажно!
Там во сне ему привиделся родной дом.
...Золотой пляжик снился волшебнику, мраморные ступени неторопливо спускающиеся к морю. Вспоминались гордые колонны возлежащие на дне морском будто поверженные стражи, да стайки мелких серебристых рыбешек, порхающих между небом и землей, таких себе вёртких бабочек… Большую часть года в море можно было купаться голышом, а Ярр и купался, заплывая на глубину хорошими уверенными махами.
Торжественные анфилады просторных комнат оживали в памяти, высоких этих, открытых всем свободным ветеркам белоснежных помещений. Скульптурные изображения предков представлялись и нежность дорогой шёлковой одежды, приятной прохладцей трогающей разгоряченную кожу. Изящество южной мебели, дорогое шитьё атласных портьер! Этот самый незабываемый шорох мерещился...
Ели чинно и благородно, за большим семейным столом с мраморной столешницей, споласкивали породистые пальцы в серебряных сосудах в виде раковин морских. В чистейшей воде плавали розовые лепестки, гирлянды цветов украшали комнаты. Вальяжно колыхались тюли, а чайки кричали тоскливо. Кричали невыносимо! Звали в путь, манили в дальнюю дорогу снежно-белые эти странники морей.
Яррике, правда, чаще всего нажирался где-нибудь в домах терпимости, уж если по совести-то говорить, ничего не споласкивая. Никакой изысканной посудой не наслаждаясь, да и с чайками особой дружбой не отметившись. В лучшем случае, приятели приносили его в стельку пьяного по утру – те самые дружочки, значится, которые не забывали облегчить карманы нашего юного волшебника, сняв с него пару ненужных золотых украшений. Очевидно, дюже тяжеленьких для одного великолепнистого магуя.
Но это в лучшем случае. В худшем же случае, выручал старший брат Эйррике, относившийся к младшему с отцовской снисходительностью. «Беспутный братишка Яррике, даааа. Но что с него взять? Такой уж уродился» – видимо думал про себя добрый и ответственный Эйрре Ласка.
Странно, но сейчас Ярру это совсем даже не понравилось, те давишние воспоминания об Эйррике, точнее о его взгляде, в котором сквозили и принятие и разочарование, и кроткая эта готовность, случись что, позаботиться о нашем непутёвом господине волшебнике.
«Я мужик!» - разозлился вдруг Ласка, сурово поднимаясь на ноги одним рывком. Насупился, вытряхивая из волос мелкий мусор.
- Я нормально выгляжу воробей, ничего на лице не изменилось? – снова потер глаза (по мужицки эдак, с претензией на грубость даже!), поднимая с земли лучшую свою подругу бутылочку с вином. Потряс сосудом, внимательно прислушиваясь своими змеиными ушами к плеску внутри: осталось ли там ещё чего?
- Ну, это ты меня что-то поздно разбудил, щеглёнок, я ж пол часа просил, а сейчас уже чуть ли не ядова ночь! Ну ладно, добро, не к Григгу же, пердуну старому, возвращаться. Что он обо мне подумает? Вот то и подумает, будто Ласка из Дома Ласки, ни на что не годное дерьмо. Ну это мы ещё посмотрим, - задумался волшебник. Бровки свои чуть приопустил шикарственные. – Слышь малец, а письмечишко Фиорке снесешь? Только папаше её не давай смотреть, Фиорке отдай из рук в руки! Я это самое. Намерен посвятить ей поэму…
И задумавшись, Ласка действительно написал свою «поэму».
«Ты – Шадричка!» - после долгих тяжелых размышлений родилось кратенькое послание для одной Рыжули. Личное такое и преисполненное любовью.
- А пожрать не осталось, Варвикке? Ну ладно… И плевать! Что мужику нужно кроме меча, Воробьишка, только поцелуй красивой дамы на дорожку! Но короче это самое. Пошли. Я кстати хорошо выгляжу? – хоть у волшебника и имелось своё собственное зеркальце, но всё же он как-то не доверял самому себе. Хотя зеркальце тоже достал, внимательно присматриваясь к отражению.