Этот тип – психопат, заверила себя Маша, когда посмотрела на него дольше да рассмотрела повнимательнее, послушала его больше и даже рот слегка приоткрыла от той чепухи, которую он нёс. Больной на всю голову безбилетный пассажир. Буйный, возможно, но пока ему не перечишь – ведёт себя тихо. Значит, задачей актрисы было, не переча ему и потакая его прихотям, поскорее от него отделаться. Может, он просто псих, а не ужасный маньяк, убивающий пассажиров этого поезда, расчленяющий их тела и прячущий части трупов в этом вот купе, отчего оно и смердит дурными запахами. А «просто псих» понесёт немного околесицы и успокоится, надо лишь подождать. Переждать грозу. Спешить всё равно некуда, пока в коридоре проводники.
А может, ну его, этого Остряка? Оттолкнуть в сторону, извернуться и проскочить ужиком, выбежать в коридор – и в своё купе скорее, под защиту Игоря. Ага, вот как она теперь о нём думает, о своём соседе. Как о потенциальном защитнике от маньяков-расчленителей. Или нет – лучше сразу найти проводников и сдать им психа с потрохами. Но она ведь обещала же, что не скажет… Маше ничего не стоило бы соврать, но ей не хотелось. Раз уж пообещала, надо быть честной перед самой собой.
Да уж, Остряк… Самые тихие психи обычно оказываются наиболее опасными. У мамы подруга в психдиспансере работает, уж она-то их знает.
- Как вошла, так и выйду, - попробовала она спокойно ответить на его опасливые бормотания. Может, услышит спокойствие в голосе девушки и сам тоже поспокойнее станет. – Вы хотите сказать, этот запах, эта вонь со мной останется? Ох, только не это, - скривилась Мария, вдруг сообразив.
Ей срочно нужно в туалет! Немедленно избавиться от этого запаха! Жаль, что там умыться, кажется, нельзя, умывальники в поездах вроде не предусмотрены. А так хотелось смыть с себя эту вонь.
- Я… я не знаю, о чём вы, - замешкалась Маша, когда парень посетовал, что обратно пути нет. Про мост какой-то приплёл. Она ему действительно не верила. Ни на грамм. И следила за каждым его движением. А вот оговорки упускала из виду. Мало ли что он несёт, это же всё бред воспалённого ума. – Показать? А… а может, не стоит? – замешкалась Кузнецова, испуганно проследила за его рукой, тем самым ужиком беззвучно скользнувшей в карман, и сунула свою руку в сумочку за шокером. Ну его в баню, этого якутского престиже-чего-то-там, с его показательными выступлениями.
Молчание.
Они оба стояли друг напротив друга, как ковбои на Диком Западе, положив руки на рукоять своего оружия и готовясь его выхватить. Кольт рассудит нас, да. Две испуганных овцы, поджавших хвост, трясущихся своей шерстью, глаза прикрывающих от страха. А под шубой своей овчинной камень держащих. За пазухой, значит. Чтобы кинуть в чужой огород.
Секунда.
Другая.
Третья.
Нервы актрисы не выдержали первыми. Нервы, напряжённые до предела, натянутые струной. Тик-так – говорили часы на остановке. Тук-тук – отзывалось сердце. Скрёб-скрёб – длинные Машины ноготки нащупывали в сумочке шокер. А ресницы даже моргать перестали – она не отрывая взгляда следила за рукой Остряка.
Тяжело вздохнуть. Нащупать кольт… то есть, конечно же, электрошокер, выхватить его из сумочки, наставить на парня и сказать, стараясь держать дрожащий голос ровно:
- Отойдите в сторону, я выйду, - с прохладцей эдак сказать, но без лишних грубостей и придумок. По сути. Показывая ему грозное своё, бьющееся электрическим током оружие, как последнее предупреждение. И палец на кнопку включения положив.
Если послушается, тогда бочком-бочком мимо него – и в коридор, на волю! И искать проводников. Психам не место на поезде.