Поезд стоял себе на путях – железный бордовый зверь готовый сорваться в дорогу, словно крепкий скакун что чует дальнее путешествие, казалось бы даже подрагивал от возбуждения. Такой себе лаковый и морозный в эту июльскую ночь. Экспресс.
А он и вправду пах морозцем, что странно! Это Игорь первым почуял, взлетев вагон чуть впереди Маши. Потом и Маша ощутила странный этот дух зимы – снежный такой, хрусткий, приятный и напоминающий о кондиционере для белья – когда свежестью пахнет, льдом пахнет и немножко альпийскими лужками, но как-то уж нарочито, искусственно пожалуй. Ароматизирует-то. Натянуто. Ага! Подобно злой улыбочке проводницы, скользнувшей по девушке хорошим таким укусом - прям театральное представление для одной актрисы.
«Что б ты с…» - говорила эта жуткая улыбочка. Но манеры Светы оставались изысканны и утонченны, ручка ее плавно приподнялась проверяя билет, словно у балерины какой. Ногти и в самом деле были длинны, однако Машу не поранили. Лишь ослепили великолепностью отменного лака, а потом вгрызлись в брюхо ветреной ночи, велев Кузнецовой забираться внутрь.
- Скорее! Скорее в тепло, моя милая.
Вообще-то. Проводница выглядела странно довольной, посматривая на актрису. Будто она уже посчиталась с этой москвичкой и была вполне удовлетворена своей местью, белокурая эта красавица Света, в которой этого самого света ощущалось очень и очень мало. И не было у нее ни родинок, ни теплоты, зато волосы были великолепно уложены и так отменно блестели, что дажу саму ночь казалось бы ослепляли. Плавно кивнула белокурая головка и Игорек ещё успел заметить шаловливый язычок, нежно скользнувший по сочной мякоти влекущих этих губ. Такой вот себе ответ, на тему заходить или не заходить. В. Поезд-то.
Кто знает кто знает, а может она и вправду мечтает раскачиваться в такт движению вместе с Игорьком? Может прямо в его купе. Может прямо на виду у Маши, возможно даже на её полке. Света могла. Возможно, Света заигрывала…
Да уж. Та ещё Б-Ледь. А Маша приметила другой взгляд. Взгляд очень некрасивого мужика из соседнего вагона – того самого красноречивца, агась. Был этот субъект тучен, вполне обыден и сер в сравнении с Ночной Фурией, маленькие злобненькие глазки проводника негодующе глядели на Свету, словно бы он тоже не испытывал приязни к данной ведьмище. А потом вдруг этот мужик вполне дружелюбно посмотрел на начинающую актрису: чувственно кивнул девушке, что-то пробормотал в ночи и поспешно скрылся в вагоне. Будто бы испугался. А ведь матерился-то он неплохо совсем, и Игорька вот недавно послал в пешее далёкое...
Уж если по честности говорить, правильно сделал - в смысле, не то что Игорьку нахамил, а в смысле, что скрылся с глаз наконец-то. Ведь пора, пора уже было отправиться в путешествие! Расстаться с вокзалом, с Петербургом, с опостылевшим этим дождем. Укрыться в тёплом нутре застоявшегося поезда, заказать чайку, улечься спать ощущая ласковое это покачивание, такое плавное и успокоительное. Дыдыщ-дыдыщ.
Петербургский ветер в последний раз обнял Машу, словно бы прощаясь с ней на время, или навсегда, брызнул дождем в лицо будто бы поцеловать решил. Сладко вдруг пахнуло сочной листвой, подмокшей в ночи нежной зеленью. И заливом пахнуло, и мокрым древним камнем: чудесным этим запахом старины, словно бы ночь решила извиниться за это болотище и мокреть в вышине. Словно бы хотела исправить тухлистое впечатление и подбодрить актрису. А потом жирная луна стёрла всякую романтику, водворившись на небосводе настороженным глазом. Ведьминская шпионка луна!
...Алое железо багряного поезда было покрыто крохотными льдинками. Они загадочно блеснули под луной, эти белые россыпи звёздчатых снежинок, привлекая на миг внимание девушки. Будто бы из очень далёких прохладных краёв приехал состав. Но ведь сейчас лето…
Внутри вагона царствовала роскошь. Сначала она обняла Игоря, поприветствовала этого путешествинника трогая его душу красной дорожкой под ногами, изысканно-полированным деревом по бокам, всеми этими шторками с рюшами, всей этой нарочитой, но не совсем уж безвкусной пестротой. Не какой-нибудь задрипанный эконом класс. Повезло! Самый настоящий люкс. Твою мать, Игорищще! Полуночный Люкс и отменный люкс. А ещё неножечко смердящий люкс. Игорёк ощутил легкую вонь, понемножечку просачивающуюся сквозь эту великолепность. Какое там у тебя место? Четырнадцатое, ага. Верхняя полка.
Потом обрушилась великолепность поезда на Машу, этим льдистым запахом отдушки падая на сердце. Но вони девушка не чуяла, только слабенькое такое ощущение подвоха. Очень уж дорого и солидно выглядел этот поезд.
Тринадцатое место, само собой, нижняя полка.