Сонный мир двенадцатого часа ночи, когда стрелки часов нехотя ползут по циферблату окуная мир в беспредельную черноту. Поторапливая новый день и не умея торопить его как следует.
Тик-так. Или правильнее сказать: ти-и-ик-та-а-ак – замедленное движение. Ползут себе минуты застывшей смолой не желая трогаться с места – залипли словно жужжащие мухи на клейкой ленте.
Совсем обессилили.
О плохом в этот час думается с какой-то прямо страстью первозданной: гнилой вокзал, гнилой поезд, гнилой типец в галстуке скользит себе гаденыш по платформе, рыбкой вьюном. О плохом думается с огоньком, с радостным этим рвением души, а о хорошем думать не охота. Оно сгнило, осыпалось, опало прошлогодней листвой под ноги. Хорошее это самое. Хрусть-хрусть, недобрые истории небодрого тринадцатого часа. И недоброго конечно тоже, само собой.
Ожидание, оно томительнее всего, среди дождя да холода, когда зябнут руки и мокнет нос. Маша видит электричку, ленивую, ползущую себе куда-то солнечную змею на соседней платформе, где останавливаются пригородные поезда. Залитую светом изнутри будто огнём, электричку-то. Как в кошмаре недавнем! Только свет добрый как янтарь – охристо-рыжий словно летний смех, как мечта, как солнце, как яркий сочный апельсин. Выгрузила пассажиров наша электричка, постояла и отчалила себе далёким кораблём – в какие дали? Наверное, в депо.
…Вот пассажир случайный застыл вглядываясь куда-то в ночь, постоял себе тревожной фигуркой, огоньком сигаретки сверкнул. Потом пошел на выход исчезая в своей собственной жизни. Растворился в ней навсегда и не встретишь его больше. Таков вокзал, таковы железные дороги – ручейки серебряных рек. Сходят – расходятся, и никому не остановить
Пассажиры шестого вагона грустно бродили по перрону: кто в сотике шарился, кто задумчиво глядел в пустоту. Иной планшет открыл, другой дымил электронной сигареткой, выдувая жутко ароматный дым. Проводник седьмого вагона, он же Добрый-Любезный-друг-Игорька-нашего-Программера, злился всё сильнее. Теперь уже он раздраженным шагом мерил платформу, переглядываясь с другими людьми в форме, кипел от своего гнева, поправляя на себе пиджак. Прямо чайник на плите! Долетела его пламенная, перемежаемая матами речь:
- С-сук… Н-ну с-сук же что делает… ну, ять…
«Мохнатый» Галстуконосец больше к Маше не лез. Забрал свой платочек глядя на девушку без злости и совсем даже без сожаления, кивнул улыбнувшись. Затем отвернулся и смачно высморкался, работая носом аки трубой какой-то.
- Эхе-хе-хе… охо-хо… Друзья-друзья, на вашем месте я бы причислил к ним батарейки. Да-да, именно они ваши лучшие друзья, хе-хе. Есть интересная история, но станете ли слушать?.. - очевидно, хотелось ЕМУ о чём-то рассказать, но приставать к Маше больше не решался – она ж как электробудка. Сунешь свой нос любопытный и…
И то-то и оно! Эхе-хе, холодненько. Парнишка в галстуке к Игорю подошел.
- Экхм… позвольте поинтересоваться почтей-ль-нишей, а вы там ничего-сь не виделись, такого себе, подозрительного? Когда возле вагона изволили стоять? Хе-хе. Такая история… Стою себе намеднича, гляжу на поезд, хе-хе, и ТАКОЕ вдруг привиделось… Желаю вас уведомить, что...
Договорить не успел. ОН пожаловал, то есть она. И какая ОНА. Девушка-мечта!
Цок-цок-цок на каблучках – ваша проводница соизволила явиться.
Красавица первосортная, красавица отменная – длинонногая, лакированная, неземная и холодная. Истинная Королева! Глаза понятным делом обливают всех прохожих презрением, чувственные губки сложены в гадливой полуусмешечке. Цок-цок-цок. Форма на этой барышне будто платье самое дорогое красуется. Цок-цок-цок, великолепная блондинистая копна волос блестит жизнью и здоровьем! Странно, что проводницей работает. А впрочем, может и не странно – фирменный же поезд, да она в общем и не сильно своим делом увлечена, судя по опозданию.
Тонкий шлейф дорогих духов очаровывал. Взгляд главной львицы в прайде, без особого интереса скользил по этой серой толпе.
- Проходим побыстрее. Время! – произнесла эта Фифа отстраненно-высокомерным тоном, будто бы это вы все опоздали, а не она сама.
- Ведьма… с-сук… - прошипел «добрый» уродливый проводник седьмого вагона.
Галстучный Брезгливчик оторопело глядел на эту неземную Красотку, заценивая должно быть её шикарные, великолепные прямо-таки брови, подведенные и шикарные, изогнутые прихотливой ухоженной дугой. Ага. А как же без них?