Амади влюбился. Не в полном смысле этого слова, но чувства испытывал максимально приближенные. Регина... В ней было что-то знакомое, что-то родное. Часы, проведённые с ней, рождали приятные воспоминания об Отряде. Жизнь дикарки весьма отличалась от быта африканских партизан, но, наверно, была самым близким, что этот мир мог предложить. Для Амади это стало островком спокойствия в море ненависти и презрения.
А ещё она не плевалась от уродливого касимориного лица.
Хотя Амади его всё равно прятал.
Ко всему, чему его учила Регина, он отнёсся с полной самоотдачей. Амади впитывал новые навыки, как губка, и просил добавки. В жертву новой подруге было принесено время с сестрой и братом, даже с матерью. Не полностью, конечно, он всё ещё проводил как минимум половину суток в поместье, но всё это время он с нетерпением ждал, когда появится возможность вырваться. Брат и сестра были ещё совсем детьми, а Эления относилась к нему самому как к ребёнку. Он уже давно перерос сказки и игрушки. Так что Амади постепенно отдалялся от своей новой семьи. Благо, почти всем было плевать. И даже когда его всё-таки спрашивали, где он пропадал, он отвечал пространным "гулял". В его сердце проснулся страх. Страх, что если о его новом друге узнают, это прекратится. А допустить такого Амади никак не мог и потому ревностно хранил секрет.
Фералкинша стала главным сокровищем бывшего партизана. Она не только делала его всё больше и больше солдатом, бойцом, но и окончательно спасла его от одиночества. Через несколько недель речь Амади уже пришла в норму и он всё больше напоминал нормального человека. С поправкой на ряд странностей, конечно.
К сожалению, отплатить Регине он ничем особо не мог. Но это не значит, что он не старался. Вообще-то он из кожи вон лез, чтобы дать фералкинше то, чего она хочет. Следил за родителями и слугами. Внимательно наблюдал, чему учат сестру и брата. Даже маму потряс на эту тему. Каждый день он получал от Регины вопросы, которые затем переадресовывал родительнице чтобы потом, как попугай, повторить ответ подруге.
Про себя он считал этот интерес дикарки тратой времени, но ничего не говорил. Опять-таки из-за страха. Боялся, что фералкинша обидится и уйдёт. Но через пару месяцев такого общения всё-таки осторожно завёл разговор о целесообразности всего предприятия. Чего Регина хочет добиться? Зачем ей приближаться к благородному сословию? Они не дадут ей ничего хорошего. Они хотят только забирать. Забирать деньги, вещи, саму жизнь. Высасывать, выдавливать по капле. Слова Командира в его устах звучали поразительно естественно, куда лучше, чем его обычная всё ещё косноязычная речь.
Магия. Амади ничего не знал о магии. Он никогда не видел ничего более магического, чем миномёт. И ему никто не пытался рассказать - всем было не до того. Он даже читать и считать ещё толком не умел. Поэтому магия стала для него сюрпризом. Ему стало любопытно, но пока всё выглядело совершенно не впечатляюще. Какая-то мистическая непонятная муть, которая, тем не менее, вызывала бурную реакцию у окружающих. Так что бросив кости в четвёртый раз, он скрестил руки на груди и спросил, что это значит.
Дальше было совсем странно. Поражённые взгляды родителей и волшебника. Звенящий, страшный смех матери. Амади резко, как дикий зверёк, отстранился от неловкой ласки отца и посмотрел на него с первыми нотками паники во взгляде.
Ему объяснили. Переоценить важность открывшегося дара было сложно. Бывший пария неожиданно оказался в центре внимания всего поместья и даже за его пределами. Отношения с Региной пришлось прекратить: теперь Амади целыми днями презрительно смотрел на подарки Долахана, которые находил издевательскими, и думал, что теперь делать. Сам того не желая, он приобрёл значимость. Мощный рычаг давления на прежде неподвластное себе окружение. И он совершенно не представлял, что с ним делать.
Сейчас, как никогда, Амади не хватало надёжной фигуры Командира за плечом, который бы крякнул, завёл руки за спину и сказал, что надо делать. Ситуация развивалась слишком стремительно и в совершенно непонятном направлении, чтобы бывший партизан осмелился предпринять что-то определённое. И он просто молча уклонялся от знаков внимания, с подозрением поглядывая на отца... пока не появился этот волшебник.
Тоже богоподобный, но иноземный. Имени Амади не знал, но если бы и узнал, это бы ничего не изменило - он в жизни не читал Гарри Поттера, даже не слышал о нём. Маг был неуловимо-неприятен. Амади не смог бы вычленить что-то наиболее отталкивающее, но впечатление он производил однозначно гнусное. С другой стороны, он обещал обучение... Заманчивая перспектива. Развивать свой дар, коль уж он так важен, было бы логично. Так бы поступил Командир.
Вот только в комплекте с одним предложением шло другое. Худшее предложение, которое Амади когда-либо слышал. А он убивал пленных с помощью мачете.
В общем, Амади закатил натуральную истерику. Его буквально корёжило от сдерживаемой злобы. Он кричал, рычал и визжал, срываясь с относительно внятной речи на нечленораздельные вопли. Он еле удержался от попытки выпотрошить этого ублюдка здесь и сейчас и даже не был уверен, что стоило сдерживаться.
И как будто в продолжение безумной пьесы, мать напал на отца. Амади стоял в первых рядах и чувствовал, что не может пошевелиться. Его чувства были двойственны. Одна его часть была до смерти напугана вспышкой первобытной ярости... А другая буквально пожирала глазами каждый дюйм сдираемой плоти. Он одновременно жаждал смерти Долаха и боялся её. Но папу спас заезжий маг. С поразительной, неестественной лёгкостью отшвырнул разъярённую демонкиншу и подхватил израненного человека... А Амади снова ничего не предпринимал. Лишь когда он ушёл, бывший партизан деревянной поступью подошёл к матери, чтобы помочь подняться.
Этот эпизод оставил много мыслей, чтобы их обдумать. Успокоившись, Амади смог взглянуть на положение дел более трезво. Эления встала во главе двора... и любящая дочь, которая считала себя любящим сыном, не могла не порадоваться этому. Путь даже это скорее напоминало узурпацию. И он не мог не прислушиваться к её мнению.
Разумеется, о замужестве не могло быть и речи. Сама мысль об этом вызывала невиданной силы внутренний протест в существе Амади. Хотелось немедленно что-нибудь уничтожить. Но на мать он бы руку не поднял, никогда.
В то же время, Воландеморт показал, насколько могущественен. Даже несведущий в ограничениях магии Амади оценил. А как он убрал шрам с лица! Он даже не почувствовал ничего, только потом заметил, почти случайно. Маг знал, чем подкупить. Если ты молод, здоров и богат - тебе непременно хочется быть ещё и красивым. Хотя Амади давно успел смириться с уродством... Чёрт, да он им гордился! Думал о нём, как о шраме с прошлой жизни. Знаке своей борьбы и геройской гибели. И всё же такой подарок - и такая мощь - не могли не впечатлять.
Возможно... Только возможно... Через некоторое время... Он задумается о том, чтобы принять предложение. С рядом необходимых поправок, само собой. А пока что Амади хотел знать о магии всё. И под "всё" он имел ввиду ВСЁ. Как она действует, какая бывает, чего требует. На что магия способна. И почему, чёрт возьми, все так трясутся над "богоподобным"?
Ответы на все эти вопросы и куда больше вполне мог дать Воландеморт. Но пока что с Амади было довольно самой базовой, "популярной" информации. В его положении даже это было прорывом. Никто как-то прежде не озаботился образованием ребёнка.