Амади означает "мертворождённый". Его нарекли так потому что когда он родился, он молчал и не шевелился почти минуту. И сейчас он испытал искушение сделать то же самое.
Это было странно. Вообще всё было странно. И то, что все вокруг белые, и то, что некоторые белые ещё и рогатые, и что он девочка и что он в принципе умудрился родиться во второй раз... Амади в жизни не читал фентези (и вообще мало что читал), так что с законами жанра знаком не был. Но у него было почти два года, чтобы ко привыкнуть.
Младенчество... Ну, если вкраце, то это было ужасно. Быть в полном сознании, осознавать, что происходит и не иметь никакой возможность как-то вмешаться... Неужели все младенцы так себя чувствуют? Ужас. Тогда понятно, что они всё время так орут.
Амади, к слову, тоже орал. Бессилие выводило из себя, так что время от времени он начинал бесцельно метаться, молотить воздух крохотными кулачками, пытаться грызть неокрепшими дёснами всех вокруг и да, изредка вопить во весь голос. Но неокрепшие детские мышцы гарантировали безопасность этих вспышек для него самого и окружения, так что единственное, чем он мог доставлять неудобства (помимо внешнего вида, но об этом позже...), это ор. Кричал, кстати, Амади редко. Он и при жизни... в прошлой жизни был не из болтливых, а тут ещё и сказать ничего толком нельзя. Так что он кричал только когда это было жизненно необходимо. Ну и ещё когда накрывало.
Впрочем, уже через полгода эти "припадки" сошли на нет. Амади смирился. В конце концов, человек ко всему привыкает. Кроме того, бывший партизан решил направить энергию в более продуктивное русло: саморазвитие.
У того, кто уже прошёл взросление, есть несправедливое преимущество перед нормальными младенцами. Так что Амади рос феноменально умным ребёнком. Очень быстро научился ходить, освоил мелкую моторику. Вот только с речью возникли проблемы, тут он форы дать не мог, но ничего, справился. Покрутись пару лет среди носителей, сам не захочешь, а научишься.
Но когда он освоился с ногами и дошёл до зеркала, Амади пожалел, что не остался в колыбели. Вот уж действительно "пережуй корова". Многие действия окружающих приобрели в его глазах смысл. Вообще он никогда не придавал особого значения своей внешности, но тут... тут, блин, пришлось. Хотя бы из банального человеколюбия, если забыть о том, что сам себе противен. Тут уж любой застесняется.
Для начала, Амади стал стараться поворачиваться к людям левым боком. Не так уж много, но хоть что-то. Потом, когда подрос настолько, чтобы мог носить какую-то одежду помимо пелёнок, стал, как мог, маскировать уродство и ей. Хорошо хоть не горбатый, а то вообще был бы Квазимодо... Амади понятия не имел, кто такой Квазимодо.
Тем более что проблема у него всё равно была. Чёртова слюна. Она бесила почти так же как бытие младенцем. Чёрт с ней, со внешностью, к ней ещё можно привыкнуть, но слюна создавала вполне физические неудобства. Амади попробовал чем-то затыкать рот. Пробкой, пемзой... В конце концов остановился на заматывании рта тряпкой. Ему это даже нравилось, напоминало маски ниндзя. Уже из этих соображений он попробовал заматывать и верхнюю часть головы, в частности, глаз. Хотя это уже было совсем неудобно, обрезало обзор.
Тем временем, дальше развитие застопорилось. Амади как только мог реализовывал потенциал своего ущербного тела, когда учился говорить, учился говорить уже на серьёзные "взрослые" темы, но дальше возник ряд трудностей. Трудностей в смысле в общении со взрослыми.
Во-первых, Амади говорил о себе в мужском роде. Всегда. На других ему в общем-то было начхать, всё равно не переучишь (хотя он и пытался), но сам оставался верен, кхм, гендерной самоидентификации. Быть девочкой было унизительно, так хоть не будет называться девочкой. Он ещё не успел выйти из того возраста, когда к полу относишься... менее предвзято.
Во-вторых, он просил называть себя Амади. Иногда даже демонстративно не откликался, когда его называли Касиморой. Это не особенно бесило и он всё-таки частично смирился с новым "погонялом", но всё равно раздражало.
К слову, он даже не задумывался над тем, чтобы "не палиться" и "не косить под психа". Благо, вопросы в стиле "почему у меня есть рога, а у тебя нет" вполне нормально услышать от ребёнка. Но в двух своих позициях бывший партизан был непреклонен. Тем более что в своих глазах скорее напоминал безумного пророка, чем вырожденного урода.
Последнему образу отчасти способствовала социальная составляющая жизни. Он был любознателен, крайне. Он хотел знать всё: что происходит вокруг, в какой стране они живут, чем зарабатывает Долахан, что, как и почему. Он вдавался в эти вопросы необычайно глубоко... для трёхлетнего ребёнка. Но ответить на них могла только мать. Остальные только смотрели, как на говно.
Одиночество... Это было тяжело. В той, другой жизни, у него было четыре брата разных возрастов. С ними всегда можно было пообщаться, поиграть, поработать по дому, в конце концов. И вообще в деревне мальчишек хватало. А тут... Тут единственным, кто нормально к нему относился, была мать. Рогатая, но зато нормальная и с почти правильным цветом кожи. Так что её он полюбил практически как родную.
С остальными было похуже. Пока он был совсем маленьким и если куда-то ходил, то только на руках мамы, было нормально. Но теперь он передвигался самостоятельно.
Обычно он терпел. Просто шёл мимо, как будто ничего не случилось, изредка отвечая осуждающим взглядом. Но иногда его накрывало. Он старался сдерживаться... Нет, ни черта не старался на самом деле. Это было охренительно приятно. Но краткие вспышки гнева были скорее помутнением рассудка, чем просветлением, так что Амади стал постигать искусство медитации. К чтению он не тяготел, поэтому выстроить крепость одиночества из книг не мог. Вот и пришлось её выстраивать в глубине собственного разума. Часто можно было увидеть Рогатого ублюдка, тихо сидящего где-нибудь на травке с закрытыми глазами и замотанным лицом.
Но тихая ярость от этого никуда не исчезла. Она просто перешла... в более стратегическую плоскость.
Он ещё не вышел из того возраста, когда озорничать вроде как несолидно и не хочется, но теперь его розыгрыши стали более жестокими. Поймать какое-нибудь мерзкое животное и подкинуть куда-нибудь в неожиданное место, плюнуть в кашу, нассать в суп - это было нормальной практикой. Не слишком часто, никогда в одной и той же манере. Всегда выбрать правильно место и время, чтобы жертва не смогла увязать с произошедшим рогатого урода. Изредка можно попробовать что-то серьёзное: растяжка в коридоре, упавший откуда-то кирпич. Ведомый ненавистью, Амади разил с осторожностью и беспощадностью истинного хищника. Он и в новом мире стал партизаном. Подобного внимания не избегал даже драгоценный папаша, хотя с ним Амади действовал не в пример осторожнее. В частности, его миновали проказы, связанные с откровенным членовредительством.
Однако, стоит отметить, что он так никого и не убил. Даже когда вступал в открытую схватку, ведомый гневом. Кое-кто ломал руки и ноги, многие получали синяки или порезы, но грань жизни не пересёк никто. А всё потому что ненависть бывшего пса гражданской войны была направлена не на них, а на отца. За то, что он делал с матерью. За то, что он больше всех презирал первенца. За то, что он такой мудак, в конце концов. И чем больше Амади это осознавал, тем спокойнее становился. Вскоре челядь смогла спать спокойно. Амади перестало это всё волновать. Он больше времени стал уделять медитации. И, раз уж освободилось время, физическим упражнениям. Он никогда особо этим не увлекался, но раз уж начал с малых лет развивать организм, чего тормозить-то?
И тут на сцену вышел появился сводный брат.
Нет, в целом наличие у него брата и сестры Амади не трогало, тем более, что сестрице всего два года. У него и раньше родственников хватало. А с этими даже поговорить пока не о чем, хотя он и старался околачиваться поблизости на случай, если они тоже окажутся такими же "одарёнными". Ну или просто чтобы хоть за человека считали. На всякие манипулятивные многоходовки Амади был не способен, так пусть хоть знают, что у них тут есть сестра-брат, на лицо ужасная, но добрая внутри.
Однако, даже такому неискушённому в интригах африканцу с рождением брата и объявлением его наследником, стало понятно, что дело пахнет жареным. Поэтому он пошёл к единственному человеку, к которому мог прийти со своими проблемами. К матери. В смысле, просто подошёл к ней, когда она была одна и прямо спросил, как правильно убить отца. Или хотя бы брата.