Роуз пыталась дышать и каждый вдох огненным лезвием разрезал тело, опоясывал этой болью, заставляя все меньше и меньше втягивать в себя драгоценный воздух. Темнота то накатывала, вдруг, давая мгновение отдыха, то отступала, оставляя наедине с болью.
Роуз раньше думала, что самое страшное она пережила. когда двенадцать часов рожала Мэрил. Когда боль накатывала волнами, обхватывая живот и спину, толкалась изнутри. Когда казалось, что сейчас просто разорвет. Когда лопались сосуды в глазах и ногти ломались о ручки кровати. Но нет, та боль была предвестницей счастья и когда на свет появился маленький комочек, огласивший палату громким криком боль прошла и забылась.
А сейчас... сейчас было страшно, до жути страшно, когда с каждым вдохом уходит жизнь, когда не хватает воздуха и рядом нет никого, кого хотелось бы схватить за руку, никого, кто бы мог облегчить боль и страх. Вокруг девушки что-то происходило - кто-то кричал, двигались размытые фигуры, поднимая и так еще до конца не осевшую пыль. Чей-то голос... Мама? Ей кажется? Роуз попыталась осмотреться, но боль в боку вновь заставила скорчиться. Кто-то, кажется отец Сергий, влил в рот девушке какую-то жидкость и пересохшее горло с благодарностью ответило на это, чуть перестав саднить. Даже откашляться перестало хотеться.
Девушка с трудом удерживала себя в сознании, хотя сознанием ее состояние было трудно назвать - скорее она балансировала на самой грани.