Он считает взглядом.
Один, двое, пятеро — не хватает. Где-то наверху сейчас танцует с теплотой человеческого тела (люди всегда ужасно тёплые, почти горячие) пепельная стая.
Он открывает глаза тогда, когда маска вдруг исчезает. Взгляд упирается в лицо — спокойное, насквозь человеческое. Жар стихает, прохладная вода чуть отрезвляет рассудок, и Лён`Ротт раздвигает губы в слабом подобии благодарной улыбки. Можно ли считать, что теперь он в долгу? Кажется, так когда-то говорил Ар`Сений.
Он, кстати, сидит здесь же, по правую руку; глаза закрыты, грудь вздымается тяжело, и Лён`Ротт с усмешкой качает воображаемой головой в ответ воображаемым мыслям: помнится, это уже было. Было довольно давно, но недостаточно давно, чтобы Лён`Ротт успел забыть. Эльмари вообще забывают довольно редко.
Он протягивает нетвёрдую руку и касается чужого лба пальцами: сперва прохладными, потом — едва тёплыми от пульсирующей на кончиках энергии дара. Совсем немного. Хватит, чтобы привести Ар`Сения — друга — в сознание. Хватит, чтобы хоть немного облегчить его боль. Лён`Ротт чувствует: тот не может двигаться и дышит тоже совсем не по-человечески: тяжело, неровно, будто торопится куда-то изо всех сил.
Но это ничего. Это пройдёт.
Торопиться не стоит.
Он слышит чей-то голос, но не разбирает слов. Наверное, стоит отдохнуть: просто закрыть глаза, но не погружаться в темноту окончательно. Продолжать цепляться за звук. Продолжать оставаться здесь и сейчас.
Здесь и сейчас.
Глаза матери смотрят на него прямо и бесстрастно. Лён`Ротт привык к этому взгляду, но сейчас не может понять, правда ли она решила передать ему что-то на прощание, или же это болезненное сознание играет с ним так же ловко, как пепельное чудовище подбрасывает человеческое тело на лету.
Мать склоняет голову и говорит чужими словами; её губы двигаются степенно, и в каждом движении — спокойное, уверенное самосознание Избранной. «Она была достойным человеком, что отдал жизнь...».
Лён`Ротту хочется закрыть уши руками, но правая ладонь всё ещё касается чужого горячего лба. Без маски он чувствует себя беззащитным под этим взглядом, слишком открытым и уязвимым, но всё равно упрямо продолжает не верить этим словам. Она не могла погибнуть. Только не Она.
«Я свидетельствую об этом, находясь в здравом уме и твердой памяти. А ты? Неужели ты до сих пор веришь в сказки, мой дорогой сын?».