Приходим к укрытию. Встречаю Варенца ухмылкой. Жрать хочется уже настолько, что начинаю думать о странном. Тянет ветерок. Приближается буря.
Райт заглядывает в дыру, вспоминаю фильмы про Вьетнам: "Fire in the hole!". Зырю следующим. И хмыкаю:
- Хей, Лит, посмотри! Это ж Шино! Живой, чертяка!
Мысль о том, что давно скитающийся по пустыне еврей (в крови это у них?) за полгода не умер, улыбает и вселяет оптимизм. Омрачает его сомнение: какой ценой ему то удалось? Орвилл (или Валерий? уже не помню) говорил про каннибалов. На всякий случай, не бужу знакомца: смерч пройдёт, тогда и разберёмся.
- Давай тут, - киваю Роуз на место у насыпи. - Посидим, пообнимаемся.
А как усаживаемся, уже не спрашивая, одеваю ей на голову свою ветровку. Прижимаю к себе, утыкаю лицом в бок. Приятно. Сам сквозь берет дышу.
Смотрю, как Ида под рясой ёрзает, лыблюсь. Наконец, не выдерживаю.
- Скажите, падре, что вы думаете о свальном грехе? - спрашиваю. Ответа не жду: не до него сейчас.
Поднимается пыль. А Освальд стоит. Дует ветер. Стоит стражник.
- Извини меня, - шепчу подруге.
Отпускаю и бегу к здоровяку. Хватаю его за локоть:
- Пошли! Не время для дозора! - кричу.
Не вмешивался бы, да должен ему. Не помоги мне пару раз - давно бы я в пустоши был. Считай, жизнь спас.
Утягиваю к убежищу, усаживаю (если не сопротивляется).
И лишь тогда в обьятия Роуз возвращаюсь.