Теперь, когда он рассказал им о предателе, есть немного времени. Если от него избавиться сейчас - это как расписаться в собственной причастности ко всей этой херне!!!
Лишь время имеет значение. Все остальное - неважно...
Вспыхнул вдалеке человек. Гриф смотрел на него, не в силах отвести взгляд. Он помнил эти крики боли, это ощущение смерти - ведь, когда Моуз попал сюда, рядом с ним, метрах в десяти, вспыхнул другой человек. И теперь Гриффин испытывал чувство мрачного удовлетворения: тот, первый парень, стал всеми остальными. Вспыхивали разные, но связист видел только его. И чувствовал свое превосходство. Он - не сгорел. Он все еще жив...
Неожиданно все погрузилось во тьму, столь непроглядную, что даже кот русской вряд ли бы что смог разглядеть. На плечо Гриффина легла рука друга, и голос, который не мог принадлежать никому из изгнанных, говорил с ним. Казалось, этот некто - единственный, кто видит истину, единственный, кто готов поддержать Моуза. И он все говорил правильно. И не было причин не доверять ему. И это было прекрасно - слова, в истинности которых ты не сомневаешься!!!
Конечно, Гриф понимал, что рядом с ним никто появиться не мог, ведь еще секунду назад, до того, как "выключили свет", здесь никого не было, кроме подпольщиков. Но Моуз знал, что наши ощущения - лишь импульсы, посылаемые мозгом. Если установить электрод на центр боли или удовольствия, а потом жать на кнопку - ты будешь чувствовать их. При должном развитии науки можно имитировать прикосновения, запахи и любые другие образы. Об этом еще старина Лем писал - быть может мы все лишь черные электронные коробочки, которые чувствуют, видят и слышат то, что записала для них на перфокартах машина?
И, если другие города существуют, кто сказал, что технологический уровень тамошних жителей не позволяет проводить такие фокусы? Быть может, они наблюдают за группой издалека, и знают, что Гриффин ближе всех к правде. И хотят помочь ему...
Вот почему он шагал вперед - молча, почти не дыша. Стараясь, чтобы его не заметили. Не услышали. Не коснулись. Слова священника и следопыта пробудили в нем гнев: разве можно не верить тому, кто единственный, кроме Грифа, понимает важность ситуации?
Зато русская поступила так, как предатель вряд ли поступит: начала петь. Уж очень это не вязалось с образом хладнокровного убийцы. Причем она явно не была профессиональной певицей. Хотя, кто этих русских поймет?