Названия, которые слетают с губ Окаммы, пролетают мимо ушей. Более-менее запомнился только андроид, которому распевал, похоже, откопавший где-то заначку капитанского рому (чтобы у пиратов рому не было Бен бы не поверил ни за что!), налакался и стал глотку драть. Те же заунывные мотивы, те же бездарные слова.
И вроде бы все располагает, наконец, к уединению, как леди вдруг лишается чувств! Балаш скоро, как только может, подхватывает дамочку, пару раз звонко хлещет по щекам, но без фанатизма: челюсть Окамме еще пригодится. Орет в странную трубку:
- Командор! Окамме плохо, такую-то мать! Че делать?!
Вспоминает, что надо было что-то тыкнуть. Тыкает по памяти. Но память дурака - что решето...
А что еще оставалось?