- Маэстро, не пугайтесь! - обратился к актеру Бен успокаивающе. - Мы ведь тоже люди искусства, душа у нас нежная, трепетная и ранимая. Чуть что - в разнос, ну вы знаете, как это бывает. Вы лучше сделайте нам из этих пиратов акробатов. Ну, чтобы можно было одного на другого посадить, вырядить медведем и на сцену выпустить, что-нибудь такое...
Речь шута была отнюдь не просящей - он не собирался выслушивать отказ. А потому повернулся к пленникам, и, подойдя к главному из них, с ласковой улыбкой проговорил, указывая на актера:
- Вот этот человек отныне ваш царь и господин. Будете делать все, как он скажет, так, как он скажет. А если ослушаетесь, то я лысому второе ухо оторву.
Лапища Балаша сомкнулась на слуховом аппарате главного пирата (чужого, не нашего), и, с противным хрустом смяв хрящи, дернулась в сторону. После чего Бен, насвистывая, вложил в ладонь хозяина окровавленный оторванный пельмень и перестал обращать на пленников внимание.
Шут повернулся к Грегу и изящно поклонился ему, выказывая свое уважение.
- Командор!*
И подмигнул Окамме.