Шматков думал не больше секунды. У него было два связиста — Сергеев и Шнеерзон.
Один был простой рязанский парень, с детства увлекавшийся радио и по ступенечке пробиравшийся наверх — упорным трудом, зубрежкой и так далее. Радио-дело он осваивал при заводе, в порядке личной инициативы, потихоньку-помаленьку. С огромными усилиями поступил в электронно-технологический техникум. А потом началась война, и стране понадобились все, каждый, в силу своих умений. Его судьба напоминала лейтенанту собственную судьбу.
Второй же с детства знал, что будет принят в институт, что ему не придется работать руками, радио-дело для него было больше забавой, перед ним, как думал Шматков, были открыты все дороги.
И вот теперь они сидят тут, в одной избе, у одной рации, равные перед войной, долгом и перед ним, лейтенантом Шматковым. И одному продолжать сидеть внутри, отстукивая ключом сообщения в батальон, а второму носиться по улице под бомбами и снарядами, под пулями с самолетов.
Кого же выбрать?
Шматков не сомневался.
— Шнеерзон! — скомандовал он. — Возьмите винтовку. Поступаете в распоряжение лейтенанта Зырянова. Выполнять!
Вот так вот решаешь, кому жить, кому умереть. Хотя кто наперед знает? Но война уравнивает то, что недоровняла революция.
— Есть принять командование в случае твоего выбытия из строя, — ответил он командиру. Уставное "есть" и образение на ты как бы показывали, что он считает Зырянова равным, но признает его безоговорочную военную власть в этот момент.
Как же иначе. Война.
Эх, вот бы сюда, хотя бы тройку наших МиГов...