После полудня спала жара, но Севаэр не вышла из палатки. Прохлада позволила подкрепиться, но кюр будет готов только к завтрашнему утру, как будто отметит победителей. Мясо с травами, которые собирают в дождливый сезон, хватало на угощения нежданных гостей, принятых с особым почетом.
Пленники, как положено, брошены голодными. Дети иногда кидают в несчастных камни и издевается, но взрослые не останавливают чад, пока жизнь теплится в телах жертв.
Зашло солнце, окрасив в последний раз лилово-рыжей дымкой небеса. Перья далеких облаков вспыхнули светозарной вуалью и погасли, утопая в темноте.
Зажигались костры в округе. Пелена тьмы ложилась непроницаемой для людского глаза, но градации серого позволяли тифлингам видеть ночью, как днем.
На небосклоне вспыхнула первая звезда, когда Севаэр в ритуальной раскраске вышла из палатки. Она ничего не ела, словно перед битвой. Легкой невесомой походкой прошлась по шуршащему гравию. Лагерь в трепете смолк. Языки костров плясали по загорелой коже. Из одежд только набедренная повязка, а молодую грудь прикрывают слои бус. Красные татуировки как вымазаны кровью. Или не чудится?
Она встала перед древом, чей угрожающий черный силуэт восставал в неровном пламени как облитая кровью звериная рука Малара. Хууран успел заглянуть в Сердце Фурии, где обитали первородные божества Ярости. Он слышал древнее наречие, что старше большинства богов Торила.
Повинуясь безмолвному приказу, охотники отцепили пленников. Предчувствуя скорую смерть, жертвы кричали и бились в агонии. Многие существа умирали шумно и ярко, не как покорные агнцы, которых любили приносить прочим божествам. Малару нравилась жестокая садистская смерть. Как для охотников. Так и для жертв.
Первым подвели карла. С ним было легко справиться, но он продолжал выкрикивать ругательства, трястись в просьбе, кусаться и плакать. От вида жертвы внутри все холодело. В ушах застыли оглушающие сознание людские вопли, хотя еще никого не начали резать. Севаэр оставалась равнодушна к страданиям, а ее черные глаза изменились в звериные очи хищника.
Она обозначила круг посохом, засыпав борозду солью. Действо началось. Запели тамтамы в ночи, которым вторили голоса людей. Весь трайб пел, обратив взоры на освещенный пламенем алтарь у корней. Музыка как биение сердца. Как ритм ночной охоты. Голоса парализовали волю и успокаивали дух.
Там-там. Там-там-там. Там-там.
Жест братьям, как будто подзывая двоих, хотя только одного. Но они вместе. И Севаэр это чувствует.
- Их кровь для Владыки Зверей. Их сердца - это сердце Бога! Их кровь это дождь! Эта жертва для тебя, Малар! Пусть их кровь принесет обновление и продолжение охоты.
Охотник толкает к Севаэр карлика. Она ловит его массивными когтями. Кожу покрывает красно-черная полосатая шерсть. Из локтей и спины торчат шипы. Костяной гребень на искаженной фигуре. Красивое лицо растянуто уродливой пастью, обернувшейся чуть вытянутой мордой с белыми жесткими усами и ушами с кисточками на макушке. Цветов братья не различают, только силуэт и игру полутеней в ночи, интуитивно угадывая изменения оттенков в мириадах серых тонов.
Она опускается на изменившееся колено. Когти впиваются в руки карла, вгрызается в горло проклятого, заливая морду алыми каплями. Кровь потоками струится из затихающего тела. В звериной фигуре едва угадывается человек, разве что по украшениям на шее и повязке на бедрах. Зверям чужда стыдливость формы.
Незаметно для других тело карла вздрагивает и когтистая лапа вынимает еще бьющееся сердце, забравшись в разодранную дыру в животе. Кровь обильно заливает землю и быстро впитывается, но Севаэр упрямо бросает тело на алтарь вместе с сердцем. Ее когти пробегают по древнему камню, как будто пробуждая первобытную силу. Царапают, призывая Зверя.
Но Малар не поощряет трайб. Он не любит, когда легко. Откуда-то из темноты - тени, что отбрасывает в свете костров дерево, является смердящее существо. Облик демона способен поспорить со звериной формой жрицы. Подобие человека, как будто высушенное до костей засухой. Рог на голове. Он обходит по периметру круг, как будто отыскивая в свете мельчайшую ошибку. Ужасающие когти скребут по невидимому барьеру. С обтянутой бардовой кожи капает слизь. Она шипит на земле, прожигая защитную борозду. Дурманящий запах кислоты бьет в ноздри, вынуждая отступить. И члены трайба отходят в ночь по иной причине, оставив избранника жрицы один на один с отвратительным порождением древней охоты.
- , - зазвучал голос в голове Хуурана. Для Ганбаатара это было неразборчивое рычание языка Нижних Планов.
- , - продолжила тварь, распахивая веером когтистые длинные лапы. -