- Ревенант, - задумчиво сказал лейтенант Карелин, выглянув в открытое окно, потянув носом и тягуче сплюнув на стылую землю. Дыхание твоё курилось паром в кузове замерзшей "буханки", боевой дробовик обжигал руку в перчатке - в Сибири зима приходит нежданно-негаданно, необычайно резко схватывая облетевший золотой и рыжей листвой Иркутск в тиски поздней октябрьской стужи. Снега еще нет - он должен вот-вот выпасть и укрыть густой молочно-белой пеленой дома, парки, дороги и крыши - но холод такой, что покрасневшие от мороза уши хочется засунуть поглубже в ворот куртки. Почему водила не включает печку - вопрос, не заданный и повисший в отмороженных головах.
Негоже возмущаться, когда ты клялся "мужественно переносить" эт сетера.
Тебя больше другое тревожит - гадаешь, чем тебе поможет бумстик в твоих руках против агрессивно настроенного и растревоженного эфирного создания, пробившего кумулятивную брешь в материи и громыхающего теперь внутри особняка академика Обручева.
Насколько тебе известно, бестелесное нельзя убить - и даже ранить - освященными пулями, пускай и с посеребрением. Нет, тут надо это. Того самого. С третьей позиции, внимательно сканируя каждый всплеск аномальный, двигаться в астральных полях, отслеживая передвижение этого ядовито-черного сгустка негативного заряда. А потом.. что?
Видимо, предоставить возможность Карелину рубить эктоплазменные нити-струны.
- Готовы, бойцы? - спрашивает моложавый - ему, наверное, лет как тебе - лейтенант, оглядев ваш крошечный отряд из трех морд - замерзшие и мрачные рядовые, посвященные низших ступеней, которым так не повезло впухнуть в дежурство в канун Дня Всех Святых.
Шальное горячее время.
Согреться бы.
На часах, отмеряющих бег времени с еле слышными щелчками секундной стрелки, которую ты, напряженный и собранный, в повисшей студеной тишине слышишь как набат - без десяти полночь.
31 октября 1997 года.